Укрывали все, что можно было укрыть, и для достижения этой цели никакими средствами не брезговали, вплоть до шантажа потерпевших компрометирующими материалами.
Уже работая в Москве, я приехал как-то к себе на родину и в троллейбусе встретил одноклассницу. В разговоре поделилась она своей бедой: в плавательном бассейне украли у нее и дочери ценные вещи стоимостью около четырехсот рублей, а милиция кражей заниматься не желает. Договорились, что напишет она жалобу прокурору города, а он возьмет ее под свой контроль. Встретились через год. «Эх, тоже мне, друг детства! – услышал я возмущенный голос одноклассницы. – Лучше бы я тебя ни о чем не просила!» И далее последовал рассказ о том, как работники милиции занялись не кражей, а мужем заявительницы, оказавшимся, к несчастью, директором овощного магазина. Только после нового заявления, что никакой кражи якобы не было, эту семью оставили в покое. Не считая возможным жить в стране с таким правопорядком и по другим причинам, одноклассница эмигрировала в США.
Приказы генерального прокурора СССР требовали самых жестких мер по отношению к должностным лицам, укрывающим преступления от учета. Но после очередного выявления такого рода злоупотреблений (и как следствие – роста неблагополучных показателей по региону) стали практикой вызовы в обком, в отделы административных органов. Там чересчур ретивому прокурору напоминали, где он состоит на партийном учете, и отечески наставляли: он и начальник милиции «ходят» в одной упряжке и ссориться из-за такой мелочи, как сокрытие преступлений, право, глупо. С прокурора спрашивали за рост преступности, а отнюдь не за состояние надзора за деятельностью органов внутренних дел. Насколько принципиальным он оставался после этого, было делом совести каждого конкретного чиновника.
Укрытия, набирая темп, развращали личный состав работников милиции: ширились их злоупотребления, расцвело рукоприкладство, превышение власти… Наказание за это подрывало бы всю создаваемую систему лакировки действительности. Допустить этого Николай Анисимович Щелоков не мог.
Неофициально, с соблюдением строгой секретности, начался сбор компрометирующих материалов на работников органов прокуратуры, занимающихся расследованием дел о злоупотреблениях работников милиции.
«Ссориться с нами нельзя, – поучал меня, молодого прокурора следственного отдела прокуратуры области, начальник одного из райотделов милиции. – Вот был у нас один мальчишка, который только что назывался следователем. Прибежал к нему один ханыга. Избили, кричит, в комнате милиции! Разве это представители власти? Он со мной не посоветовался и – двух моих в КПЗ