Так ли? На почве безнаказанности процветало пьянство. Пример подавали многие офицеры. Сам Барышев пил в рабочее время, пил и после работы. По рассказам подчиненных (в том числе технических работников), с утра к нему в кабинет боялись заходить. Следили, когда дежурный сбегает в магазин и вернется обратно. Выждав некоторое время, говорили друг другу, что шеф уже опохмелился и можно идти подписывать бумаги.
Однажды вечером Барышев позвонил дежурному:
– Саша, мне нужно пять штук, – и бросил трубку.
Что он имел в виду? Указание начальника расшифровывала вся дежурная часть отделения милиции. Учитывая, что Барышев празднует 8 Марта у знакомой, и зная его наклонности, единодушно решили, что нужны пять бутылок водки. Купили их на деньги, полученные от реализации штрафных талонов, выписанных за нарушение общественного порядка. Гнев и возмущение Барышева были беспредельны. Он, оказывается, имел в виду цветы – пять букетов. Отругав на чем свет стоит водителя дежурной автомашины, водку все же забрал.
Из показаний обвиняемого Лобанова: «Несколько лет назад меня аттестовывали. Аттестация проходила в кабинете Барышева. В состав комиссии входили сам начальник и другие офицеры. На аттестацию я пришел пьяным. Стоял перед комиссией, покачиваясь, но по уставу – «смирно». Мне разрешили идти, зачитав мою положительную характеристику. Я отдал честь, развернулся, но потерял ориентиры, подошел к встроенному шкафу и открыл его. Только тут сообразил, что это не дверь, и пошел вправо. Все сделали вид, что ничего не заметили…»
Какой кошмар! Так, пожалуй, скажет любой, кто прочитает историю позора 5-го отделения милиции. К чему нагнетать страсти и ворошить прошлое, скажут другие.
Но ведь все это было! Было. И назвать происходившее частным случаем, право, смешно.
Потерпевшие – вчерашние задержанные – шли с жалобами на Петровку, в районные и городскую прокуратуры, в советские и партийные органы. Их внимательно выслушивали и обещали разобраться… Но дальше была глухая стена.
Когда работники нашей следственной группы изымали документы в одном из райкомов партии, инструктор со злобой сказал:
– Передайте вашему руководителю, этому новоявленному москвичу, что рога мы ему быстро обломаем – и не таких здесь видели…
В безнаказанности были уверены и исполнители, и их покровители самого разного ранга. Ведь что могли предъявить потерпевшие? Разве только свои доводы, а иногда следы избиений на лице и теле. Против них выступал в полном составе постовой наряд, и представлялись липовые документы, истинность которых никто не ставил под сомнение. Даже в прокуратуре разводили руками: «Понимаете, мы вам верим, но тут ничего не докажешь…» А хотели ли доказывать?