Дело о 140 миллиардах, или 7060 дней из жизни следователя (Калиниченко) - страница 197

В какой форме происходит психологическое воздействие на обвиняемого, зависит от профессиональной подготовки и интеллектуальных способностей следователя. Например, можно в повышенном тоне заявить ему, что он будет обязательно расстрелян, и в красках описать, как намажут его лоб зеленкой и раздастся роковой выстрел. Но можно и по-другому: тихо, спокойно, келейным голосом рассказывать, как судья огласит смертный приговор, как придется переодеться в полосатую робу, жить в одиночной камере и ждать той роковой минуты, когда земная твоя жизнь закончится.

Трудно сказать, что страшнее – срывы на крик или скрытое иезуитство? Тем не менее для уважающего себя следователя оба эти приема – удары ниже пояса, равно как и угрозы ареста членов семьи и родственников обвиняемого. К тому же те из следователей, кто исповедует принцип: победителей не судят, рано или поздно за это расплачиваются.

И все же «колка» есть «колка». Хочешь не хочешь, но, получив явку с повинной или заявление о получении взяток, нужно определяться, что делать дальше и достаточно ли в этих документах данных для ареста конкретного фигуранта. В этой ситуации на оперативных совещаниях вычисляется какая-то ключевая фигура, наиболее важная на данном этапе следствия. Проводить следственную проверку – значит расшифровать свои намерения раньше времени и нарваться на контрмеры. Считали: если на человека есть два показания – это маловато. Если будет четыре-пять – достаточно. Что происходило дальше, понятно всем: нужно получить эти показания. При такой нацеленности на заранее желаемый результат переступить грань дозволенного довольно легко. Иногда сознательно или из ложной убежденности в своей правоте следователь навязывал обвиняемому факт, которого в реальной жизни не было вообще. Бывало и наоборот: обвиняемый тонко улавливал, что от него нужно следователю. В любом случае эта ошибка чревата самыми серьезными последствиями. Вот пример.

Бывший секретарь ЦК КП Узбекистана, небезызвестная Абдулаева, после ареста, как и многие другие, «зафонтанировала». Решив обмануть Гдляна по одному из эпизодов, она рассказала о получении взятки в виде украшений из бриллиантов от одного ответственного работника. Более того, выдала следователям эти украшения. Подтвердил ее показания и взяткодатель.

Это был идеальный при расследовании дел о взяточничестве эпизод. Уточнением и более детальной его проверкой никто себя утруждать не стал. В судебном заседании Абдулаева от своих показаний отказалась и заявила, что ее принуждали к признанию. В обоснование своих доводов она подробно рассказала, где, когда и с чьей помощью купила эти украшения. Все это оказалось правдой. Отказался от своих показаний и взяткодатель. По его словам, при опознании предмета взятки следователи ненавязчиво и мимоходом сказали ему: «Укажите на то, что под номером таким-то». Это он и сделал. Такое «упрощенчество» всплыло в суде и в конечном счете привело к оправдательному приговору и скандальным публикациям в центральной прессе о «разрушении узбекского дела». И как ни шумели Гдлян и Иванов, они просто обязаны были признать, что Абдулаева обвела их вокруг пальца.