– Значит, вы догадались?
– Я не слепой, моя юная леди, – краешками губ улыбнулся Жигамонт. – Я понял это, ещё когда мы вместе были у Алексея Львовича.
– Вы провидец…
– Нет, я врач. Но хороший врач. А хороший врач обязан быть психологом.
– Вы, в самом деле, хороший врач? Самый лучший в Москве? Правда же? – спросила Маша с таким чувством, с каким, должно быть, утопающий тянется ухватиться за хрупкую соломинку.
– Я не стану утверждать, что я лучший врач в Москве. Но своё дело я знаю, и клянусь вам, что Родион Александрович поднимется со своего одра, и вы ещё станцуете с ним вальс, который мы с вами разучивали, если он, конечно, не уйдёт в монастырь.
– О, доктор! Спасибо вам! – воскликнула Маша, обнимая Жигамонта.
– За что? – улыбнулся Георгий Павлович, аккуратно освобождаясь из объятий девушки. – Вам не за что благодарить меня.
– Нет, есть за что. Вы один из самых благороднейших и добрейших людей, которых мне приходилось видеть! Почти такой же, как мой обожаемый дедушка!
– Таким сравнением вы делаете мне честь. А теперь ступайте к нему, – Георгий Павлович кивнул на дверь. – Ступайте и будьте с ним.
– А княгиня? – робко спросила Маша. – Она не рассердится?
– А вы скажите, что вы лекарство, которое я прописал её сыну. А, если серьёзно, то я прошу вас, Маша, будьте рядом с Родионом Александровичем. Не оставляйте его ни на мгновение, разве только когда я сам буду рядом. Я на вас очень рассчитываю.
– Вы думаете, что ему грозит опасность? – побледнела Маша.
– Я не знаю. Но, как говорится, бережёного Бог бережёт. А потому берегите его!
– Я глаз не сомкну, если понадобится!
– Не сомневаюсь в этом, Маша. Вы теперь моя правая рука.
Маша утёрла слёзы и, провожаемая ободряющим взглядом Георгия Павловича, осторожно вошла в комнату Роди.
Молодой князь, бледный как полотно, лежал в постели с перевязанной головой. Вокруг сомкнутых глаз его чернели круги, а губы были почти синими. На столике рядом с кроватью стояла вода и много флаконов с какими-то снадобьями, наполнявшими комнату терпким больничным духом.
У постели Роди сидели Елизавета Борисовна и доктор Амелин. Они не смотрели друг на друга, но лица обоих были исполнены скорби.
При появлении Маши княгиня резко обернулась, а Всеволод Гаврилович поднялся.
– Что тебе, Машенька? – спросила Олицкая.
– Георгий Павлович попросил меня некоторое время быть рядом с Родей, ухаживать за ним…
– Вот как? Стало быть, определил тебя в сиделки? Что ж, я рада. Лучшей я бы и не пожелала. Тебе, девочка моя, я доверяю и тебя люблю. Позаботься о нём!
– Я сделаю всё, Елизавета Борисовна. Не сомневайтесь, – пообещала Маша.