– Все преступники, в своём роде, сумасшедшие. Может быть, ваша горничная и имеет психическое расстройство, но всё, что она совершила, было сделано ею сознательно. Она ведь во всём призналась.
– И с гордостью… Если эта дрянь распустит свой ядовитый язык и расскажет все тайны нашего дома, это будет ужасный скандал…
– Здесь я бессилен вам помочь. Кстати, вы так и не разжаловали вашего управляющего?
– Нет, – княгиня покачала головой. – И не разжалую.
– Я почему-то так и думал.
– Николай Степанович, все управляющие воры… Этот не хуже других! Но к нему я привыкла, он хорошо исполняет мои поручения. Что ещё мне нужно, в конце концов?
– А Евдокия Яковлевна?
– Я отменила приказание отдать её в бедлам… Мне искренне жаль эту несчастную. Я ведь помню, какой она была, пока не помутился её рассудок. Пусть остаётся. Мне кажется, теперь, когда дочь не усугубляет её безумия в своих целях, она станет спокойнее. Отец Андроник позаботится о ней.
– Отец Андроник?
– Да… Вот уж святая душа. Я понимаю, почему мои люди к нему так тянутся… А, впрочем, что это мы всё разговоры разговариваем? Вы не передумали стрелять?
– Нет, я готов.
Княгиня взмахнула рукой, тарелка взлетела в воздух, Немировский прищурил глаз и выстрелил, мелкие осколки посыпались на землю.
– Браво, – Елизавета Борисовна уважительно похлопала в ладоши. – Отличный выстрел, поздравляю.
– Есть ещё порох в пороховницах, – улыбнулся Немировский.
– Ваше сиятельство! – раздался сзади пронзительный крик. Со стороны дома бежал, спотыкаясь, Лыняев.
– Господи Боже, что ещё стряслось? – побледнела княгиня.
Архип Никодимович подбежал к княгине и выдохнул:
– Дашка… Дашка повесилась…
Княгиня взглянула на Николая Степановича:
– Нехорошо так говорить, но это к лучшему… Эта девка могла такого наговорить на следствии, что не дай Бог! Ты свободен, Лыняев.
Архип Никодимович, не сказав ни слова, поплёлся к дому.
– Что вы молчите, Николай Степанович?
– Не люблю, когда смерти случаются слишком вовремя.
– А я люблю, когда всё случается в нужное время, – холодно произнесла княгиня. – Надеюсь, вы не подозреваете меня? У меня же самоё надёжное алиби: я была с вами.
– Разумеется, княгиня, – Немировский слегка склонил голову. – Однако же, я пойду взгляну, что случилось. Вы не хотите?
– Нет, увольте! Я уж лучше ещё пару тарелок разобью, чем пойду любоваться на удавленницу.
Николай Степанович направился к дому. Всё было тихо. Казалось, что за последнее время люди здесь так привыкли к смертям, что новая ничуть не потрясла их, показавшись естественной и «своевременной».
Следующим утром Дарью должны были отвезти в город и передать в руки властям с тем, чтобы над ней был произведён суд и вынесен приговор. Ночь же она должна была провести в запертом чулане в самой безлюдной части дома. Не подлежало сомнению, что на следствии Дарья рассказала бы всё, что знала о князьях Олицких, не исключая и московской истории. Допустить это значило бы обесчестить фамилию. Немировский не удивился бы, узнав, что княгиня Олицкая для спасения чести семьи и своего сына решилась на крайние меры…