В невиновности сына Палицын не сомневался. Он слишком хорошо знал своего мальчика, ласкового, по выражению матери, «аки телок». Сердце Кузьмы Григорьевича разрывалось, во всём случившимся он обвинял себя, видя в своём горе кару за неисполненный обет…
Но за что же Федю? Если виноват сам Палицын, так пусть бы поразило его какой-нибудь страшной болезнью! С каким смирением, благодарностью и радостью он принял бы её! Первый раз в своей жизни Кузьма Григорьевич возроптал на Бога, усомнился в справедливости его и пошатнулся в своей вере. Много раз перечитывал он историю многострадального Иова, ища обрести в ней наставление себе, но облегчение не приходило. Душа Палицына не желала смиряться с горем, душа пылала и восставала и требовала отмщения истинным виновникам, но их Кузьма Григорьевич не знал…
После приговора слегла Агаша… За что ей это страдание? Разве она виновата? В страдании душа очищается, потому его следует благословлять… Так пусть бы очищались чёрные, как дёготь души, а Агаша и так сама чистота! Так почему же наоборот?! Как легко было найти объяснение тому, как легко было говорить о Божьей милости, когда несчастье постигало ближних, но куда только подевались эти правильные доводы, стоило ему постучаться в собственную дверь?!
Никому не дано уклониться от предназначенного свыше. Лишившись сына и жены, Палицын исполнил материнский обет и принял постриг. Возвращение к Богу заняло несколько лет, и эта вновь обретённая, выстраданная, огнём испытанная вера была гораздо горячее прежней, привычной, когда всё исполнялось не столько по велению сердца, сколько по заложенному с детства правилу.
Оставив Звенигород, отец Андроник стал служить в храме недалеко от Коломны. Однажды после службы к нему подошёл юноша, при взгляде на которого у священника дрогнуло сердце, настолько он был похож на его покойного сына. Юноша представился князем Родионом Александровичем Олицким и сообщил о своём желании посвятить жизнь Богу. С той поры они виделись очень часто, подолгу разговаривали. Если Родион уезжал из имения своего отца, то писал своему духовному наставнику письма, не тая от него ни единого своего помысла. Отцу Андронику иногда казалось, словно это его Федя воскрес, и оттого он так привязался к юному князю.
Семья Олицких не отличалась религиозностью, что сразу отметил священник. Он часто бывал в их доме, высоко ценил ум Елизаветы Борисовны и благородство её дяди Алексея Львовича, но не мог не сокрушаться царившей во всех членах семьи отчуждённости от Бога. Занедужил старый князь, и отца Андроника позвали исповедовать его. То, что он услышал из уст умирающего Александра Владимировича, потрясло его. Перед ним был убийца его сына, убийца его Фёдора исповедовался ему в своём преступлении…