Борис всю жизнь был рядом. Но странно, никогда Владимиру не приходило в голову узнать о его чувствах, мыслях. А Боря ни разу не выказал желания поделиться ими, оставаясь запертым ларчиком, ключ от которого потерян. А ведь были же у него и чувства, и мысли. Только после смерти своего друга Владимир подумал об этом и заметил, что ничего не знал о нём тогда, когда Борис знал все его тайны. А если бы в голову этого друга-раба пришла идея раскрыть их?.. Ведь он же не был рабом. Не был лакеем. Никогда не являлось в нём заискивающего тона. Этот человек знал себе цену. И он мог однажды использовать свои знания. Но теперь не использует. Царствие небесное! Нет худа без добра… Хотя без такого наперсника будет сложно. И непривычно. Теперь все свои заботы придётся решать самому, и не с кем поделиться, посоветоваться. Не с Катериной же! У неё, кажется, совсем нервы расстроены. Как она переживает смерть Бориса… Который день не встаёт…
А тут ещё этот московский доктор – принесла нелёгкая.
Владимир Александрович зашёл вслед за Жигамонтом в свой тёмный, уставленный книгами кабинет, закрыл дверь и, не предлагая гостю сесть, спросил резко:
– Ответьте мне, милостивый государь, только честно: зачем вы приехали сюда?
Доктор поднял на него свои невозмутимые глаза:
– Не понимаю!
– Май гот!>13 Я спрашиваю, для чего Елизавета Борисовна пригласила вас в наш дом? Только не надо кормить меня вздором о её болезни! Эта женщина переживёт всех нас!
– Простите, князь, но ничего иного я вам сообщить не могу.
Олицкий с трудом сдерживал рвущееся наружу бешенство. Он готов был сорвать его на ком угодно, но доктор, приглашённый мачехой, вызывал у него наибольшую ненависть.
– Вы издеваетесь надо мной?! Дурака из меня делаете?! Не выйдет! Вы приехали сюда вынюхивать и высматривать! Что именно?! Что наплела вам княгиня?
Доктор Жигамонт повертел в руке трость и ответил с достоинством:
– Я попросил бы вас, ваше сиятельство, сменить тон. Я дворянин, и не стану терпеть подобного обхождения.
– Может быть, желаете сатисфакции? – сощурился Олицкий.
– Моя специальность лечить, а не убивать. К тому же мы с вами не в тех летах, чтобы заниматься подобными играми. Я понимаю, что вы удручены смертью вашего друга, а потому пропускаю ваши слова мимо ушей.
– А кто вас просит их пропускать? – рассвирепел Владимир Александрович. – Запомните хорошенько, я никому не позволю соваться в мою жизнь и в жизнь моей семьи! Что бы ни происходило в этом доме, это наше дело, не касаемое никого! Так-то, милостивый государь! И передайте это вашей Елизавете Борисовне!