* * *
Лейтенант схватил юнгу за плечо. В сумерках было видно, как побледнело его лицо.
– Куда он побежал?
Петька-Патрик махнул рукой в сторону видневшихся вдалеке палаток. Эссен кинулся напрямик, через траву; мальчишка с Велесовым еле поспевали за ним.
До крайней палатки оставалось шагов полста, когда тишину разорвали выстрелы. Эссен споткнулся на бегу, Патрик, не успевший затормозить, с разбегу врезался в ему в спину, и оба полетели в заросли полыни. Снова выстрел; невнятный вопль, в котором с трудом угадывались матерные слова. Лагерь просыпался: метнулась тень с винтовкой наперевес, замелькал оранжевыми отсветами фонарь «летучая мышь» в руке матроса: «Слышь, Игнат, шо тама за кутерьма?»
– Кто стрелял? – разнесся сонный голос Лобанова-Росовского. Огромная фигура прапорщика, в белых кальсонах, появилась на фоне палатки. В руке князь сжимал «маузер».
– Кто, мать вашу, стрелял? Начальник караула, ко мне! Шевелись, тетери сонные!
И в этот момент все остальные шумы перекрыл мотоциклетный треск ротационного «Гнома». Эссен, успевший подняться на ноги, невнятно кричал, потрясая кулаками, и Велесов увидел, как над морем, на фоне оранжевой полосы вечерней зари, залившей западную кромку горизонта, наискось мелькнула крылатая черная тень.
* * *
– Он, лярва, ножиком! – хрипел Рубахин. – Я поздоровкался, наклонился, чтобы, значить, тягу подтянуть – тут-то он меня и подколол!
Моторист лежал на брезенте, на песке, возле дощатого слипа. Голый по пояс матрос в алмазовской бескозырке неумело перематывал ему бок полосатой тряпкой. Рубахин охал, шипел от боли и матерился. Рядом, на песке, валялся разодранный тельник.
– Кто тебя, англичанин? – спросил Эссен. Он уже влез в кабину и копался под приборной доской. – Что ж ты его, братец, к аппарату подпустил? Сам виноват…
– Да дохтур же! – взвыл моторист. – Френч надел, консервы, гнида! Я ишшо подумал – чегой-то ихнее бла-ародие так вырядились? А он вон что удумал…
– Англичанин потом набежал, – добавил матрос. Он затянул узел на боку Рубахина и вытирал окровавленные руки тельняшкой. – Я как увидел, что дохтур Рубахина зарезал – сразу кинулся. А тут ента подлюка: выскочил из-за палатки и давай в меня палить! Пистолетик евонный махонький, не попал, паскудина… А я что могу – каменюкой в него запулить? Завели мотор и поминай как звали!
– Не переживай, братец, тебя ни в чем не обвиняют, – успокоил матроса Лобанов-Ростовский. Он, как прибежал в одних подштанниках, так и стоял: маузер пляшет в руке, деревянная коробка на ремешке болтается на голой волосатой груди, завязки от кальсон свисают с лодыжек.