Гидроплан «М-5», бортовой номер 37, 22 сентября 1854 г., вечер, лейтенант Реймонд фон Эссен
Черноморские сумерки падают быстро. Только что вечерний полумрак, накатывающая с востока фиолетовая чернильная мгла, апельсиновое зарево пылает во весь горизонт – и вот небо уже в звездах, берег едва угадывается по лунным отблескам в прибое, а блекло-желтая полоса заката истончается на глазах.
– Успели все-таки… – надсаживаясь, прокричал Сергей. – Вон они, на десять часов!
Лейтенант повернулся к напарнику. Сквозь стекла пилотских очков-консервов в глазах читалось недоумение. Ах да, вспомнил Велесов, здесь еще не в ходу определение направления по циферблату. Он ткнул рукой туда, где на фоне тающей вечерней зари мелькнуло черное пятнышко. Фибих. Крошечная соринка в бледно-оранжевом небе. Идет вдоль береговой линии, заметно ниже. Еще немного – и пропадет, растает в сгущающемся мраке.
Эссен закивал и что-то сделал левой рукой. Тарахтящий звук за спиной чуть заметно изменился, Гидроплан опустил нос, черная точка приблизилась, выросла в этажерчатый силуэт. Набрал скорость, понял Велесов. Все же Фибиху слабо в коленках супротив Эссена, одно слово – любитель. Интересно, как он собрался садиться на воду в темноте? Это и для опытных пилотов непростой маневр…
Дистанция до «тридцать второй» быстро сокращалась. На глаз – метров двести, прикинул Сергей… нет, уже сто пятьдесят. А дальше что – таранить? Пулемета нет, все, кроме лобановской «люськи», отдали в десантные команды…
Эссен придвинулся, проорал, перекрывая треск «Гнома»:
– Сергей Борисыч, под сиденьем, парабел кобылинский!
Сергей рванулся – не пустило. Торопливо нащупал неудобную пряжку, распустил ремень, зашарил под сиденьем. Есть!
«Люгер Р-08» «лангепистоле», был завернут в старую гимнастерку. Велесов его знал – не раз видел в руках Кобылина, даже как-то выпросил пострелять. Летнаб согласился неохотно и выделил для забавы гостя из будущего всего три патрона: «А где новые-то брать, вашбродие, небось тут их не делают?»
* * *
Полгода назад Эссен торжественно вручил летнабу длинноствольный артиллерийский «Парабеллум», и тот сразу влюбился в подарок. Сколько раз лейтенант видел, как Кобылин обихаживает пистолет, чистит по десять раз на дню, полирует масляной тряпочкой. Пробовал насмехаться и услышал в ответ несказанно его удивившее: «Система эта, Реймонд Федорыч, настраивает разум на непреклонную жестокость. Ни на что его не променяю, даже на «маузер»! А уж бой какой – куды-ы вашему «кольту»!» Тронутый столь поэтическим рассуждением, Эссен раздобыл дополнительно замысловатый кобур с ремнями, дощечкой-прикладом, а вдобавок – барабан-улитку на тридцать два патрона. Кобылин пришел в неистовый восторг и с тех пор брал «Парабеллум» в каждый вылет.