Попаданий на этот раз было больше: пилоты прошли над парусными линкорами в кильватере «Санс-Парейля», едва не цепляясь за клотики. С кораблей стреляли, но что толку было от этой пальбы? Одно дело – отогнать ружейным огнем гидроплан, выписывающий виражи на уровне фальшборта, и совсем другое – стрелять вверх, сквозь путаницу такелажа, по цели, на мгновение мелькнувшей над палубой. Несколько мелких бомбочек легло куда надо, да и Кобылин отметился то ли двумя, то ли тремя бутылками.
Второй заход – с кормы, вдоль колонны – обещал результаты посолиднее. Как ни медленно ползли британцы, но все же теперь гидропланы их нагоняли, а значит, над каждым из кораблей проводили на секунду больше. Да и пилоты приноровились к целям.
Первая бомба в полпуда весом рванула на шканцах концевого «Беллерфона». Сработал идущий первым Корнилович: Эссен, замыкавший ударную тройку, видел, как расшвыряло фигуры в темно-синих офицерских мундирах.
Следующему в колонне «линкору», «Лондону» (огромные позолоченные буквы отлично читались на корме), достались две шестифунтовые бомбочки и пара бутылок от Кобылина. Летнаб швырял сразу по нескольку штук, намотав на палец длинные шнуры терочных запалов, чтобы они разом выдергивались из улетевших за борт бутылок.
За «Лондоном» последовала главная цель – «Санс Парейль». К удивлению Эссена, горящий марс успели потушить. Но ничего, дел у команды линкора тут же прибавилось: несколько бутылок и две бомбы, по одной от Корниловича и с «девятки». Мичман Цивинский ухитрился всадить двухпудовую бомбу в основание фок-мачты, и Эссен увидел, как покачнулась эта массивная деревянная колонна, как повалилась за борт, увлекая за собой путаницу вант, штагов, ломая реи; как посыпались в воду марсовые…
Миновав «Санс Парейль», Корнилович увел гидроплан в сторону – в голове ордера вырастал еще один дымный столб, и соваться туда, под снаряды «Алмаза», не хотелось.
Навстречу следующему аппарату, «девятке», с кормы «Роднея», шедшего на буксире за «Терриблем», захлопали ружья. Гидроплан клюнул носом, провалился футов на двадцать, ниже марсовых площадок. Эссен не понял, что произошло – то ли повезло одному из стрелков, то ли нервы у пилота не выдержали. Аппарат, словно пьяный, мотнулся из стороны в сторону, задрал нос, вильнул – и зацепил плоскостью бизань. «Девятку» швырнуло в самую гущу снастей; на мгновение лейтенанту почудилось, что гидроплан так и зависнет, подобно мухе, угодившей в паутину. И тут же сверкнуло, фюзеляж переломился пополам, отлетели, разбрасывая стойки, плоскости. Мелькнула за борт распяленная человеческая фигура, и все захлестнуло прозрачной завесой огня. Топливный бак, понял Эссен, такой же, как у них за спиной. Разбился о палубу, и хватило одной искры, чтобы превратить шканцы «Роднея» в крематорий.