Суд промелькнул перед глазами, как обрывок сна.
Кажется, суд был нереальным.
«Вход на воспрещенную территорию… Умышленный взлом системы Комиссии… Попытка совершения Перехода без разрешения…»
А вот камера была реальной.
И время в ней тянулось очень даже реальное – долгое, липкое, тягучее, какое-то бесконечное.
Не камера – кладовка: два метра до противоположной от кровати стены, еще два от входной двери до «задника». Клоповник. Чистый, почти стерильный, совершенно без мебели, если не считать жесткую лежанку и единственный, стоящий в углу стул.
Одна фраза, произнесенная холодным равнодушным голосом, звучала в Алькиной голове особенно часто – «приговаривается к покиданию Мира Уровней через дематериализацию».
Дема-те-ри-а…
Какое сложное слово – что это? Это значит, что Альку разберут на части? Перед смертью разложат на молекулы, атомы, распылят? Зачем? Не проще ли пристрелить…
Ее трясло. Она спала. Иногда, кажется, бредила – не потому что спятила, потому что боялась. Смерти. Чтобы вытолкнуть обратно в Равнины, ее должны будут убить. Когда, скоро? Какой метод используют? Сколько ждать? Может, ее посадят в страшное кресло, привяжут к нему, а по проводам пустят электрический ток? Может, повесят? Как тут принято казнить преступников?
А ведь она не преступник, она сделала по тому коридору только несколько шагов, она вообще…
Да есть ли теперь разница?
Проблема даже не смерти «теперь», а той, которая случится сразу после – настоящей. Как долго она продержится на Равнинах без оружия? Сумеет ли выйти к границе? Навряд ли. И вот тогда мать потеряет дочь по-настоящему, уже навсегда.
Время все тянулось и тянулось; в какой-то момент погас свет – ночь.
А ей было жаль себя. Не себя даже – той жизни, которую она так и не увидела: не успела толком привыкнуть, прижиться в этом мире, не успела вдохнуть, насладиться, «побыть». Так и не познакомилась ни с кем стоящим: не смеялась, не обнимаясь, не кружилась в танцах, не задыхалась от любви… Она вообще, кажется, ее – любовь – потеряла. Всю способность. Сразу и целиком.
Ночь тянулась долго. Слишком долго.
В редкие моменты сна, когда она, нервная и измотанная, умудрялась в него соскользнуть, ей мерещился длинный белый коридор и собственные шаги – все, это конец. Там, на выходе, случится ее последний шаг – шаг прочь из жизни, прочь из тела, – и Алька, вздрагивая, просыпалась.