Дваркин чувствовал, что во время нашего с Образом противостояния — когда я вернулся проверить, что за фигуру я увидел, — меня защитило от Образа то, что я носил Талисман. Хотя носить его слишком долго нельзя — это стало бы губительным для меня. А потому я должен настроиться на Талисман — как мой отец и Рэндом — до того как расстаться с ним, — так решил Дваркин. После настройки я нес бы в себе отображение более высокого порядка, которое защищало бы меня от Образа, как сам Талисман. Едва ли мне было под силу спорить с человеком, который, как считается, сам сотворил Образ с помощью Талисмана. Так что я согласился с Дваркином. Но я слишком устал, чтобы сразу сделать то, что он предложил. Вот поэтому Призрак вернул меня для отдыха в хрустальную пещеру — в мое убежище.
Теперь, теперь… я плыл. Крутился волчком. Изредка застревал. Оттого, что я оставил свое тело, структуры Талисмана, эквивалентные Вуалям Образа, легче не стали. Каждый такой переход выматывал меня, как бег на милю с олимпийским рекордом. Хотя на каком-то уровне я осознавал, что стою и держу Талисман, проходя инициацию, на другом уровне чувствовал, как колотится мое сердце, а на третьем — вспоминал кое-что из лекции Джоан Галифакс, специально приехавшей для чтения курса антропологии, который я проходил давным-давно. Вокруг все кружилось в водовороте, как Гейзер Пик Мерло 1985 года в бокале, — и на кого же я смотрел через стол в тот вечер? Неважно. Вперед, вниз и кругом… Нахлынул прилив, озаряемый кровавым светом. Послание было начертано в моей душе. В начале было слово, прочитать которое я не мог… Ярче, еще ярче. Быстрее, еще быстрее. Столкновение с рубиновой стеной — и меня размазало по ней. Давай, Шопенгауэр, выходи на финальную игру желаний. Эпоха или две пришли и ушли; потом неожиданно путь открылся. Я пролился вперед в сияние взрывающейся звезды. Красное, красное, красное, несет меня вперед, вдаль, будто моя маленькая лодка «Звездная вспышка» мчалась, расширяясь, направляясь домой…
Я совсем лишился сил. Хотя сознания не потерял, состояние моего разума было все же не вполне нормальным. С другой стороны, я в любое время могу пройти гипногогию, в любое время, когда приспичит. Но зачем? Редко я ощущал подобную эйфорию. Я чувствовал, что заслужил ее, поэтому долго-долго дрейфовал по течению.
Когда это ощущение в конце концов ослабло настолько, что стало бессмысленным потакать ему, я, покачиваясь, поднялся на ноги и, опираясь на стену, проковылял в кладовую напиться воды. Еще у меня проснулся волчий аппетит, но ни консервированные, ни замороженные продукты меня не привлекали. Особенно когда нетрудно раздобыть что-то посвежее.