– А отчего ты еле светишься, ведь стольких вылечила?
Анастасия Глебовна растерялась:
– Понятия не имею. Себя-то я не могу видеть, а моя бабушка мне не объяснила. Думаю, она сама этого не знала. – Знахарка устало опустилась на стул, сложив маленькие, сильные руки на коленях.
– А другого цвета люди бывают? – спросила девочка, рассматривая себя в зеркало.
– Однажды, я видела голубовато-сиреневый цвет вокруг монаха. Красный у молодого парня, но чаще не видно, никакого ореола. – Анастасия Глебовна с улыбкой наблюдала за попытками внучки разглядеть, есть ли у неё свечение?
Потерпев неудачу, и, не заметив у себя никакого ореола, раздосадованная Вера осведомилась:
– А почему не все светятся?
– Наверно, мы видим только сильные проявления чего-то, или наш дар небольшой. Как с плохим зрением, что-то видим, а не понимаем что. Даже в нашей семье этот дар не у всех. У твоей мамы его нет, у брата тоже, про Катю ещё неизвестно. Как говорила моя мама: «Без этой способности видеть – лечить не получится.
***
С того разговора прошло пятьдесят три года. Вера стала Верой Фёдоровной. Анастасии Глебовне было уже девяносто восемь лет, но она сохранила прекрасную осанку, ходила, держа спину ровно. Её прежде густые совершенно белые волосы поредели. Кожа на лице и руках стала похожа на сухой пергамент. Она так и жила в родовом доме вместе с матерью Веры – Ольгой, тоже уже старушкой. Мужчины, кроме деда Фёдора, в их семье не задерживались: мало кому понравится жена, вечно занятая с больными. Её могут поднять среди ночи и позвать на помощь. Готовит урывками, да ещё смотрит так, словно видит насквозь.
Мать Веры – Ольга никогда не выходила замуж. После рождения Миши дети мужского пола в их семье больше не рождались – только девочки. В шестнадцать лет она родила первенца Мишу от заезжего солдата. Последующих дочек тоже не баловала отцами. Вера появилась от командировочного. Катя, спустя четыре года, от студента, бывшего на практике в их колхозе. Чтобы дети не носили разные отчества, всех записали на имя деда Фёдора. Дара к лечению у Ольги не обнаружилось. Время от времени она пыталась устроить свою судьбу – уезжала в город, оставляя детей на мать. Ольга была красивой, доброй, но невезучей: в спутники жизни всегда выбирала не подходящих людей. Пока матери не исполнилось тридцать восемь лет, Вера видела её редко. Но однажды она вернулась худая, осунувшаяся, поблекшая, долго болела. Выздоровев, больше уже не покидала семью. Пытаясь наверстать упущенное время, Ольга попробовала подружиться с детьми.
Михаил пресекал все попытки матери сблизиться (ему шел двадцать второй год). Он не признавал компромиссов – не мог простить ей грехов молодости. На очередную попытку Ольги поговорить по душам, сын сказал, как отрезал: «Не было нормальной матери и не надо». Отслужив в Морфлоте три года, он уехал на шахту в Донбасс и перестал приезжать домой.