Пение Олега, его «концерты» тех лет – это тоже все из области «гусарских похождений» и вот такого проявления души, неординарности. Да, Олег очень много пел. Пел модные песенки тех лет… По-моему, тогда уже и Галич подпольный был. Володя Высоцкий – еще нет. Я его по молодости тоже очень хорошо знал, и тогда он еще пел в основном шлягерно-блатную тематику. Свои он еще, может быть, только пробовал. А у Олега градация была очень резкая: романсы (очень любил наши, классические) и матерная блатняга. А я снимался еще параллельно, не помню сейчас, в какой картине, и уехал туда. Недели через две приезжаю и вижу: на «коньке» крыши сидит Олег с гитарой и, по-моему, Володя Колокольцев с ним рядом. И горланят какую-то блатнятину на всю округу, на весь этот двор. В те времена там не очень обращали на это внимание. Это сейчас вызовут наряд и все такое… А тогда это был «Куряж» – одесский «Куряж»: там видели и не такое. Но все-таки это был «номер». Такое и «Куряж» не часто видел, чтобы сидели люди на крыше уровня третьего-четвертого этажа старой постройки. Я крикнул:
– Олег! Сверзишься!.. Ты что!
Но, когда он был в настрое, остановить его было очень трудно. Потом я их как-то подманил с этой крыши, сказав, что у меня «что-то есть с собой». Олег крикнул:
– А-а… это другое дело! Сейчас придем…
Так что гусарили напропалую… Был там какой-то конфликт у них, но я-то его не застал. Опять конфликт с режиссером, и все это, конечно, ерунда, но по тем временам и по тому еще опыту и багажу конфликт казался Олегу очень серьезным. И его поведение было как вызов. Причем он сел на «конек» крыши над номером режиссера Анненского, чтобы тот слышал все, «что он о нем думает» и поет. Вот такие были проявления… Конечно, то, что я рассказываю, – это Даль, не похожий на того Даля, который был уже известен и популярен потом.
Опять же, я терпеть не могу порождений этого нашего «социалистического кодекса». Вбили в головы, и я думаю, что наше поколение от этого еще не избавится, конечно. Может быть, следующее или через одно… Опять о той нашей социалистической морали: шаг вправо, шаг влево – уже считается аморальным, поэтому, как писал поэт Коган: «Я с детства не любил овал, я с детства угол рисовал». Олег всегда «рисовал угол», по проторенным дорогам, «как все», не ходил.
Насчет того, что он выпивал. Ну и что?! Я считаю, что это все правильно. Почему? Потому что, во-первых, это – болезнь. Причем это действительно передается в генах, и если кто-то там даже в дальних поколениях страдал недугом, а потом это передается, и ничего с этим нельзя сделать. И сколько бы эти ханжи ни печатали угрожающих статей – это все чушь собачья. На Западе актеру вписывается в контракт: «человек подвержен запою». И там никто не считает это за унижение, за какой-то порок. Человек болен и страдает этим. Ну и что? У другого язва, у третьего еще какие-то болезни есть… Я заметил на своем жизненном пути (конечно, это не абсолютная истина, исключения бывают, но, как правило, я это подмечал): многие талантливые люди подвержены этому. К сожалению, подвержены. Это есть, и можно перечислить массу примеров. Только не хочется и не надо этого делать, потому что я не говорю, что в этом есть какая-то взаимосвязь, но, наверное, что-то все-таки есть: то ли повышенная чувствительность к каким-то жизненным несправедливым катаклизмам, то ли еще что-то… У меня много знакомых актеров, которые, вроде, не пьют, точнее, они также пьют, но только «под одеялом», с закрытыми дверьми. Ну, и что толку-то? Выходит на сцену – что он вышел, что его нету… Эти люди никогда не «наследят». А на того, кто «наследит», как раз и интересно смотреть на сцене и в кино. Ну, это так… мои жизненные наблюдения. Мы с Олегом говорили на эту тему в последующие годы, встречаясь на «Мосфильме» или в Доме кино. У него это была очень болезненная тема. Он со мной делился (я могу взять на себя смелость сказать об этом), потому что я в этом деле немного разбираюсь. И приблизительно так же, как он, к этому отношусь, так же это все переживаю. И он со мной делился очень часто, причем разговор начинался именно с этого. Олег, на мой взгляд, делал все, чтобы этот недуг преодолеть. Не то что: «Я вот такой талантливый, буду пить – и все! Плевать я хотел!» Нет, он боролся с ним просто не на жизнь, а на смерть. Он рассказывал мне, как проводил операцию по вшиванию: