Вслед за этим раздался мягкий протяжный звук, знаменующий окончание Арены. А потом прямо в голове у него раздался голос, сухо и кратко подводящий итоги. Люди победили.
Пожалуй, столь плохого настроения за последние месяцы у него еще ни разу не было. И не только потому, что Штерн обвинил его в слюнтяйстве — у шефа по крайней мере хватило такта сделать это наедине. Правда, в выражениях он не стеснялся, демонстрируя довольно богатое владение русским языком. Было сказано многое — и то, что неженкам не место на Арене, и то, что эта слабость и соплежуйство — надо же, Штерн, у которого в принципе не может быть насморка (если не считать имитационного), использует такую специфическую терминологию — вполне могло оказаться причиной проигрыша, поскольку даже без двух рук игг, сумей он подняться, легко бы справился с лишенным подвижности Олегом.
Больше огорчало другое — среди друзей он тоже не нашел особой поддержки. Только Женька понимающе хмыкнул, когда капитан заявил, что пинать лежачих — не в его правилах. Да еще Лика отвела глаза, хотя и ничего не сказала в защиту. Остальные же изобразили в лучшем случае легкое неодобрение, а оба Игоря вообще заявили, что, если в следующий раз капитан попытается сунуть такую подлянку, они с удовольствием добьют раненого, а заодно с ним — и излишне «воспитанного» капитана.
Самое обидное, что в их словах звучала искренность.
«Может, победа кружит ребятам головы? — думал он, шагая домой. Хотелось побыть одному, а наиболее подходящее место для этого — ночные улицы, где даже толпа похожа на вакуум, где ты никому не нужен и никто не нужен тебе. — Но ведь нельзя же так? Или Арена действительно дерьмо… и правила ее — дерьмо. Может, неправ я? Ведь тогда, в том, самом первом виденном нами бою, игг, уже всеми списанный со счета, буквально одним движением принес команде победу. Тогда как же с правилом, что лежачих не бьют? Или это только наше, земное правило, а там, наверху, думают иначе?»
Он никак не мог прийти к какому-нибудь окончательному выводу. Почему обаятельная, жизнерадостная Наташа так нападала на него. Допустим, игги у нее на глазах убили мужа — но это, откровенно говоря, не первый раз, да и потом — спорт есть спорт. Даже если спорт этот — грязный. Почему Игорь-большой обрушил на голову Трошина поток слов, о которых наверняка завтра будет жалеть? Может, потому, что он дрался до последнего, а капитан в решающий момент малодушно отступил. Пусть это и не сказалось на результате… но все это видели.
Вдруг снова почудился взгляд в спину, и Саша остановился, будто налетев на каменную стену. Оглянулся. Шагах в десяти позади него, мелко перебирая ногами в стареньких, подшитых кусками войлока валенках и видавшем виды тулупчике, семенил какой-то старик. Скользнув по замершему, как столб, Александру равнодушным взглядом, старик, не меняя ритма, пошел дальше, чтобы через десяток шагов свернуть на другую сторону улицы.