Пока готовился ужин, Пьер повел нас показывать «свои владения». Ранди сказала, что останется в доме и будет лежать, задрав кверху ноги, но остальные покорно поплелись по скалам. За нами следовала свита босоногой двоюродной родни, с жаром показывающей на электрическую мачту. Пьер покрикивал на них по-арабски, будучи настроен на что-нибудь более пасторальное. И он нашел то, что ему было нужно, – сразу за скалой, где настоящий живой пастух охранял настоящих живых овец под кишащей червями яблоней. Пьеру только это и нужно было увидеть. Он начал фонтанировать «поэзией», словно он – Калиль Джебран и Эдгар Гест[389] в одном флаконе. Пастух! Овцы! Яблоня! Это очаровательно. Это пасторально. Гомер, Вергилий и Библия. И мы подошли к пастуху – прыщавому парнишке лет пятнадцати – и увидели, что он слушает японский транзистор, по которому передают Фрэнка Синатру, а следом за ним – музыкальные рекламы на арабском. Тогда пухленькая семнадцатилетняя Хлоя вытащила пачку ментоловых сигарет и предложила пареньку одну, которую он принял, стараясь выглядеть по возможности невозмутимым и умудренным. Потом очаровательный пастух залез в свой очаровательный карман и вытащил оттуда очаровательную газовую зажигалку. Когда он закурил сигарету, стало ясно: он, видимо, всю жизнь снимался в кино.
После ужина заявились все родственники, какие имелись у Пьера в городке (то есть практически весь городок). Многие из них пришли посмотреть телевизор, поскольку тетушка Пьера – одна из немногих жителей Каркаби, у кого есть телевизор, но в тот вечер они пришли посмотреть и на нас. Гости по большей части стояли и смущенно глазели, но иногда дотрагивались до моих волос (или волос Хлои, или Лалы) и издавали звуки, свидетельствующие, что от блондинок они просто без ума. Или же, как слепые, похлопывали нас по всяким местам. Боже мой, ничто не может сравниться с чувством, когда тебя похлопывают по всяким местам десяток усатых ливанских женщин, весящих под двести фунтов. Я была в панике. Может, похлопывая нас, они смогут определить, что мы еврейки? Наверняка могут. Но я ошибалась. Потому что когда пришло время дарить подарки, я получила серебряные четки, 46-го размера розовый ручной вязки свитер ангорской шерсти (он доходил мне до колен) и синюю бусинку на цепочке (все от того же сглаза). В тот момент я не собиралась отвергать никаких амулетов. Любое заступничество любых божеств с благодарностью принималось.
Когда раздача слонов закончилась, все сели смотреть телевизор – в основном повторы древних американских программ. Люсиль Болл