, моргающая фальшивыми ресницами, Раймонд Берр в роли Перри Мейсона
[391] и весь экран в метели субтитров. За буквами актеров почти не видно. Увидишь, как пасторальные персонажи любят Люсиль Болл и Раймонда Берра, и уверуешь в универсальность искусства. Я с нетерпением ждала того дня, когда Америка осчастливит своей великой цивилизацией другую солнечную систему. И никуда не денутся – будут межгалактические личности во все глаза смотреть Люсиль Болл и Раймонда Берра.
Родственники никак не уходили. Они пили кофе, вино и арак, пока тетушка Франсуаза не начала нервно теребить коротенькие ручки. Мы все устали и хотели спать, а потому, вместо того чтобы выставить гостей вон, дядюшка Пьера – Гэвин потихоньку вышел из комнаты, забрался на крышу и принялся орудовать с антенной, пока картинка на экране не превратилась в нечто невообразимое. Через несколько минут все ушли. Мне дали понять, что дядюшка Гэвин довольно часто лазает на крышу.
Спальные места оказались далеки от идеала. Ранди, Пьер и дети расположились в доме отца Пьера под горой. Лала и Хлоя должны были делить двуспальную кровать в доме другой тетушки по соседству. А я пристроилась на односпальной в крохотной пристройке к дому тетушки Франсуазы. Вообще-то я бы предпочла одиночеству в этой сомнительной комнатенке под распятием и замызганными фотографиями блистательной королевы спать вместе с Лалой и Хлоей. Но кровать не рассчитана на троих, а потому я улеглась одна, развлекаясь перед сном мыслями о скорпионах, ползущих по стенам, о смертельных укусах пауков, воображая, как сломаю шею, отправившись без фонарика ночью на улицу в туалет. Одержимый фобиями разум мог не беспокоиться – ему было чем себя занять в долгие часы бессонницы.
Я пролежала, страдая от страхов, расцветавших во мне, уже около полутора часов, когда дверь приоткрылась.
– Кто там? – спросила я, и сердце у меня екнуло.
– Шшшш… – Темная фигура приблизилась ко мне.
– Бога ради! – Я была в ужасе.
– Шшш… это только я, Пьер, – сказал Пьер, подходя ко мне и садясь на кровать.
– О господи, я думала, это какой-нибудь насильник.
Он рассмеялся.
– Иисус не был насильником.
– Наверное, не был… Что случилось? – В данных обстоятельствах слова я выбрала не самые удачные.
– Ты мне показалась такой расстроенной, – сказал он голосом, полным напускной нежности.
– Наверное, я и есть расстроенная. Все это безумие с Брайаном прошлым летом, а теперь Чарли…
– Мне больно видеть, что моя маленькая сестренка расстроена, – шептал он, гладя мои волосы. По какой-то причине от слов «маленькая сестренка» мороз подрал меня по коже. – Ты ведь знаешь, я всегда думаю о тебе как о моей маленькой сестренке, да?