Он исполнил просьбу.
— И что же ты хочешь, чтобы я побрил? — спросил он, хотя определенный орган его тела уже готов был дать ответ на этот вопрос.
— Я хочу сердечко. Прямо тут, — она положила руку на черные волоски у себя между ног. — Поможешь мне?
Последний вопрос, пожалуй, был второй по величине напрасной тратой дыхания на свете.
Майкл приготовил бритвенные принадлежности и взбил пену. Он был возбужден до предела, и в какой-то момент это даже могло стать проблемой. Майкл сел на кровать между раздвинутыми бедрами Франциски и постарался сделать над собой героическое усилие, чтобы аккуратно сформировать ножницами форму сердца. Женщина вдруг хихикнула, и этот звук едва не заставил его руку дрогнуть.
— Используй мыло прямо сейчас, — сказала она. — Ну же, давай. Моя жизнь в твоих руках.
Он проделал хорошую работу. Отличную работу. Медленную и осторожную работу. Если бы бритва могла разговаривать, она бы лепетала от счастья и гордости до конца своих дней. Когда дело было сделано, и Франциска посмотрела на результат, в следующую секунду, подняв на него взгляд, она улыбнулась, как самая счастливая женщина на земле, и в глазах ее засверкали звезды.
— Теперь, — шепнула она. — Я точно могу сказать, что оба моих сердца принадлежат Хорсту Йегеру.
Он отложил чашу, бритву, ножницы и мыло в сторону, прильнул к женщине, погрузившись ладонями в ее густые волосы. Она жадно поцеловала его, и ее язык, казалось, был сделан из пламени.
Весь следующий час, пока ветер пронзительно завывал за окном, он ублажал ее, доводя ее до экстаза столько раз, сколько ей хотелось. Она стонала, дрожала, даже почти рыдала от удовольствия, ее тело поблескивало от пота. Он то погружался в ее полностью яростно и мощно, то входил лишь едва, поигрывая пальцем с ее новым сердцем. Снова и снова он повторял это, пока она не зашлась в сильнейшем крике экстаза, и он заглушил ее крик поцелуем, чтобы на шум не приехала полиция. Затем, когда глаза ее уже казались дикими, а слегка взъерошенные волосы превратились в красивые спутанные джунгли, Майкл сказал, что хотел показать ей, какое удовольствие он может доставить ей в благодарность за то, что она оставила на себе свои жемчужные бусы.
Франциска лежала на нем спиной, он сжимал ее груди и продолжал доставлять ей удовольствие медленно, и с каждым толчком стон мучительного удовольствия срывался с ее губ. Она напряглась так сильно, что Майклу показалось, будто он может почувствовать вибрацию каждой ее мышцы. Он все продолжал и продолжал, ожидая, что вот-вот произойдет настоящий взрыв, и тогда вспышка пронзила его собственное тело, и он выскользнул из нее, повернулся в сторону и устроил в номере дождь своего собственного изготовления. Франциска застонала яростно, словно это был стон на другом языке — языке некоего дикого племени, села на него сверху и зажала его в своих мокрых тисках.