– Может, и не способен, – я пожала плечами, и он снова покосился на меня. – С этим трудно жить, но это не значит, что однажды ты сам пойдешь на такое.
– И все же мне придется с этим жить.
– Умение отличить хорошее от плохого не облегчает выбор.
– Почему ты не возненавидишь меня?
Я раздумывала над этим последние пару недель, но ответа так и не нашла.
– Может, ты оказался в ловушке, как и мы, – проговорила я медленно.
И все-таки я в определенном смысле ненавидела его, хоть и не в той мере, как ненавидела его отца или брата.
Некоторое время Десмонд обдумывал мои слова. Вспыхнула молния, и я попыталась прочесть по его лицу, что он чувствовал. Он был наблюдателен, как отец, но по уровню самосознания значительно превосходил его. Садовник жил иллюзиями. Десмонд наконец-то столкнулся лицом к лицу с суровой реальностью – или по крайней мере с частью ее. Он не знал, что со всем этим делать, но и не пытался закрыть на это глаза.
– Почему ты не попытаешься сбежать?
– Потому что другие делали это до меня.
– Сбегали?
– Пытались.
Десмонд вздрогнул.
Отсюда во внешний мир ведет только одна дверь, и она всегда заперта. Чтобы войти или выйти, необходимо ввести код. Когда приходят рабочие, комнаты наглухо закрываются, и можно сколько угодно кричать и колотить в стены – никто не услышит. Можно остаться снаружи, когда стены опустятся. Лет десять тому назад одна девушка попыталась, и ничего не вышло. Она просто исчезла – и появилась снова, но уже под стеклом. Однако Десмонд еще не видел этих Бабочек. И казалось, забыл, о чем рассказывал его отец на кухне.
– Не знаю, то ли твой отец нанимает совершенно безразличных людей, то ли ему удалось замять это дело. Так или иначе, никто не пришел на помощь. Мы просто боимся.
– Свободы?
– Последствий, если нам не удастся ее обрести, – я посмотрела в ночную тьму за стеклянной крышей. – Будем откровенны, при необходимости он может убить нас в два счета. И если кто-то из нас попытается и у нее ничего не получится, откуда нам знать, что он не накажет всех?
Или, по крайней мере, ту, которая попыталась, и меня, поскольку Садовник думал, что они все мне рассказывают. Чтобы я, и не знала о таком замысле?
– Мне жаль.
Надо же сморозить такую глупость.
Я покачала головой.
– Мне жаль, что ты здесь появился.
Десмонд опять на меня покосился. Казалось, мои слова задели его и в то же время позабавили.
– Безнадежно жаль? – спросил он через минуту.
Я изучала его лицо в лунном свете. Он дважды помог мне справиться с приступом, хотя знал только об одном. Он был раним и этим отличался от отца и брата. Ему хотелось сделать что-нибудь хорошее, только он не знал что.