– Нет, с какой стати, это твоя комната. Десмонд, Эвери, идемте.
Я сидела на кровати, пока их шаги не стихли в коридоре. Затем оделась и побежала в комнату Блисс. Она сидела на полу, что-то лепила из глины, и на подносе перед ней были расставлены медвежата. Выглядело все так, словно они устроили между собой резню.
– Что там стряслось?
Я устроилась на кровати и все ей рассказала, а она, чуть ли не в истерике, билась от смеха.
– Как по-твоему, когда он окончательно выставит Эвери из Сада?
– Не думаю, что он пойдет на такое, – ответила я с сожалением. – Если даже здесь Эвери с трудом поддается контролю, то каков он за пределами Сада?
– Вряд ли мы это узнаем.
– Точно.
Блисс протянула мне комок глины, чтобы я размяла его.
– Можно задать тебе личный вопрос?
– Насколько личный?
– Ты его любишь?
Я чуть было не спросила, кого она имеет в виду, – тем более что мы говорили об Эвери. Но поняла, о ком она, прежде чем выставила себя идиоткой. Я взглянула на мигающий огонек камеры и перебралась на пол, чтобы можно было понизить голос.
– Нет.
– Тогда к чему это все?
– Как думаешь, той Бабочке в самом деле удалось сбежать?
– Нет. А может, и да. А что? Так, стой… черт. Теперь, кажется, поняла. По-твоему, сработает?
– Не знаю, – я вздохнула, разминая комок глины. – Ему страшно называть себя его сыном, и в то же время он… наверное, горд. Впервые в жизни он видит, что отец им гордится и не скрывает этого. Сейчас это значит для него больше, чем я. Кроме того, ему страшно отделить правильное от неправильного.
– Не будь этого Сада, если б ты встретила его в библиотеке или еще где-нибудь, ты смогла бы его полюбить?
– Честно? Мне незнакома любовь подобного рода. Я, конечно, встречала влюбленные пары. Но мне самой… Видимо, я просто не способна на это.
– Печально… А может, оно и к лучшему. Даже не знаю.
– Думаю, возможно и то, и другое.
Молодая пара через улицу была без ума друг от друга. И с появлением малыша их отношения стали полнее и крепче. Ребекка, старшая официантка в «Вечерней звезде», безумно любила своего мужа, который приходился племянником Джулиану. Невозможно было не умиляться, глядя на них.
Хоть мы их, конечно, и дразнили.
Таки и Карен любили друг друга. Их дочь любила свою подружку.
Но всякий раз, когда мне попадались такие пары, я понимала, что вижу нечто редкостное, и что не со всеми такое бывает, и не все способны распознать это и сберечь.
И я первая готова признать себя неудачницей.
– Ты права. И откровенна, – Блисс взяла у меня размятый комок и протянула другой, в этот раз пурпурный. Глина оставляла цветные полосы на моей коже. – Мы ни разу не поблагодарили тебя.