Она не дышала.
Эвери провел рукой по огненно-рыжим волосам, запустил в них пальцы и откинул назад голову. На шее были видны отпечатки ладоней, сбоку из кожи торчала кость.
– Она оказалась слабой, не то что ты.
Он двинулся на меня – явно ждал, что я стану сопротивляться. Но я не стала. Вообще ничего не предпринимала.
Нет, не совсем.
Я читала По, и когда перебрала все стихи, которые знала, начала по новому кругу. И так круг за кругом, пока он с негодованием не отшвырнул меня к стене и не вышел в расстегнутых джинсах. Вы, наверное, скажете, что я победила.
Но в тот момент я не ощущала особого триумфа.
Когда комната перестала наконец вращаться, я поднялась и огляделась в поисках ключа или рычага, чтобы освободить прикованную девушку. Ничего не нашла – только запертый шкаф. Я приоткрыла дверь, насколько позволял замок, и увидела плети и розги. Там были наручники и зажимы, и всякое другое, от чего мороз пробегал по коже. Чего там только не было… Но я так и не нашла способа вернуть бедняжке более-менее приличный вид.
В конце концов я отыскала остатки своего платья и, как могла, прикрыла самое важное. Потом поцеловала ее в щеку и заговорила, вкладывая всю душу в слова утешения.
– Больше он тебя не тронет, Жизель, – шептала я, прижавшись к окровавленному лицу.
После чего голой пошла по коридору.
По всему телу растекалась боль. Кода я проходила мимо других девушек, они сочувственно вздыхали, но не пытались помочь. В таких случаях нам следовало идти к Лоррейн, чтобы та зафиксировала каждый ушиб и доложила об этом Садовнику. Но мне не хотелось смотреть, как она с каменным лицом ощупывает нарастающие синяки и надавливает при этом сильнее, чем нужно. Я достала останки книги из пруда, вернулась в свою комнату и села в тесной душевой кабине. Вода у меня бывала только вечером – для каждой из нас было определено свое время. За исключением тех, к кому приходил Садовник. Те девушки, которые пробыли в Саду достаточно долго, могли сами включать воду. Еще одна привилегия, которую следовало заслужить, и для меня она оставалась недоступной еще несколько месяцев.
Мне хотелось заплакать. Я видела, как некоторые девушки плакали время от времени – и после, казалось, чувствовали себя лучше. Я не плакала с шести лет, после той чертовой карусели, когда нарезала круги на раскрашенной лошади, а родители ушли и забыли про меня. Как оказалось, несколько часов, сидя в душевой кабине в ожидании воды, не могли этого изменить.
Меня разыскала Блисс. С нее еще капала вода после душа, волосы были замотаны в ярко-синее полотенце, в цвет крыльев.