Я вошла в комнату, и они подняли на меня глаза. Данелли была в смущении, Садовник явно рассердился.
– Прошу прощения, – прошептала я, – но это важно.
Данелли вопросительно вскинула брови. Она оказалась в Саду четыре года назад и думала, что Садовник отпустит ее, если его задобрить. Чтобы добиться его расположения, Данелли украсила свое лицо крыльями – красными с фиолетовым. Правда, со временем она поумнела и теперь жила по принципу: «Пусть делает что хочет, просто не участвуй в этом». Я знала, о чем она спрашивает, но лишь пожала плечами. Рассказывать ей или нет – теперь все зависело от дальнейшего развития событий.
Садовник быстро надел ботинки, взял рубашку и вышел за мной в коридор.
– Это…
– Кто-то проник в Сад, – перебила я как можно тише. – Думаю, это ваш младший сын.
У него расширились глаза.
– Где он?
– Когда я пришла сюда, был возле пруда.
Садовник накинул рубашку и знаком велел мне застегнуть пуговицы, а сам тем временем приглаживал волосы. Но характерный запах все-таки выдавал его. Когда он двинулся по коридору, я последовала за ним. Он ведь не говорил мне оставаться на месте. Во всяком случае, до тех пор, пока мы не встали в одном из дверных проемов. Теперь он своими глазам увидел парня: тот по-прежнему светил вокруг чертовым фонарем. Садовник довольно долго наблюдал за сыном, при этом лицо его не выдавал никаких чувств. Потом он тронул меня за плечо и показал рукой вниз: то ли велел мне опуститься на пол, то ли не хотел, чтобы я шла за ним.
Я была не настолько послушна, чтобы просто сесть на пол, поэтому осталась стоять. Садовник не стал возражать.
Он решительно, не скрываясь, шагнул в Сад, и его голос, словно выстрел, прорезал тишину:
– Десмонд!
Парень резко повернул голову. Фонарь выпал у него из руки, с громким треском стукнулся о камень и покатился по песку. Свет мигнул и погас.
– Отец!
Садовник запустил руку в карман, и в следующее мгновение стены вокруг меня опустились. Остальные Бабочки теперь были заперты в своих комнатах, а крылья в коридорах закрылись панелями. Только мы с Блисс остались снаружи: она – на вершине скалы, а я – в этом проеме. И я не сказала Садовнику про нее. Черт.
Я прислонилась к стене и стала ждать.
– Какого черта ты здесь забыл? Я же говорил, что входить во внутренний сад запрещено.
– Я… я слышал, как Эвери говорил про него, и просто… просто хотел посмотреть. Прости, я ослушался тебя.
Трудно было определить по голосу его возраст: он говорил высоким тенором и поэтому казался моложе. Ему было стыдно и явно не по себе, но и страха он не чувствовал.