Восхождение (Лисина) - страница 18

Теперь многое стало ясно. Многое открылось, многое она вспомнила. Вспомнила отца с матерью, родной дом, маленькую деревеньку у подножия Снежных Гор. Краткие мгновения детства, наполненного любовью и заботой. Зеленый пруд, в котором водились огромные караси. Дощатый мост через быструю речку, стайку босоногих мальчишек, обожавших носиться по нему взад и вперед: проворного Вежика, быстроного Бека, шумную Айвинку, курносого Домра...

Она вспомнила кузницу, нескончаемо дымившую на самой окраине деревне. Любившего там работать отца, от которого после целого дня работы всегда пахло гарью и горячим железом. Заботливые руки матери, умеющие печь потрясающе вкусные пироги, ее милое лицо, золотистые локоны, мягкую улыбку, нежный голос, которым она вечерами напевала колыбельную. Любовно посаженные вишни, где каждый год зрели удивительно крупные ягоды. Богатый огород, раскинутый под самыми окнами. Колючую крапиву у высокого плетня. И даже дом напротив, в саду которого каждую осень зрели изумительно вкусные яблоки. А еще она во всех подробностях вспомнила тот ужасный день, когда с гор на деревню спустился пугающе плотный туман. Тот самый, чародейский, проклятый туман, всего в одно мгновение лишивший ее прошлого. И смутные тени внутри него, для которых почему-то было важно избавиться от не поддавшейся магии девчонки.

Айра остановилась перед приветливо распустившей ветви Иголочкой и со странным чувством посмотрела. Эти толстые листья, темно зеленые стебли, невероятно длинные и почти черные шипы (сейчас - намеренно втянутые и заботливо прижатые к основному стволу)... те же самые шипы, которые уже которую ночь преследовали ее во снах. Точно такие же, среди которых она когда-то задыхалась от боли.

- Это был игольник, - неслышно уронила она, без всякого страха подходя ближе. - Такой же, как ты. Только там его было много. Очень много. Так, что за ним даже лес не виднелся.

Иголочка осторожно выпростала наружу чувствительные усики и, смутно ощущая, что девушка сильно огорчена, ласково погладила ее руки.

- Они пронзили меня стрелой, - как во сне прошептала Айра, невидяще глядя перед собой. - Насквозь. Как раз там, где сердце. Но я все равно живая. Все равно как-то хожу, говорю, учусь... вот только сердце с тех пор словно не мое. Будто оно умерло еще тогда, а в груди теперь бьется чье-то чужое.

Она опустила голову и без всякого удивления посмотрела на свои руки - на ладонях, как прежде, виднелись необычные звездчатые рубцы, будто их когда-то пронзили насквозь пятигранным клинком. Острым, узким и поразительно тонким. Если не всматриваться, можно вовсе не заметить. Но сейчас, стоя возле взволнованно шевелящегося игольника, успевшего за время ее болезни вымахать еще больше, глядя на его длинные шипы и непривычной формы листья, Айра начала смутно ощущать, что знает причину этих шрамов.