Раз... два... надавить на весло, заставляя его подняться из воды...
Три... четыре... толкнуть вперед...
И спина уже трещит, готовая надвое разорваться от натуги.
Пять... шесть... расслабить руки...
И тяжелое весло снова падает в воду.
Семь... восемь...
Опять вцепиться в него и рывком потянуть на себя... как трудно сделать еще одно движение... как тяжело не выпустить скользкую деревяшку из рук... как душно... сердцу уже тесно в груди... Всевышний, и почему вдруг стало темно в глазах?!...
В какой-то момент Вэйр даже начал подозревать, что Угорь все-таки нашел весьма изощренный способ уморить сразу всех своих пленников, оставив в живых всего пару-тройку человек. Потом решил, что тот опаздывает на встречу с грозным хозяином и теперь не считается ни с какими потерями. После чего, наконец, подумал, что ему все равно, и дальше поднимал и опускал руки совершенно механически, невидяще глядя в серое небо, слушая тихий шелест дождя, звук черпаков и плеск выливаемой за борт воды, но почти не ощущая холодных водяных капель на своих обнаженных плечах.
Рубахи на нем давно не было - сорвали в первый же день, когда "ласково" охаживали кнутом и учили покорности. Штаны у него давно изорвались, на сапоги позарился какой-то беззубый урод - приятель Зега - с серьгой в ухе и свернутым набок носом, а кожаный пояс исчез сразу после того, как его опоили сонным зельем. Не говоря о котомке или батюшкином ноже, который он всегда носил за пазухой. Теперь Вэйр, как и все остальные, был нищ, гол, бос и дико устал от монотонного голоса надсмотрщика. Прежний задор в нем куда-то испарился, уступив место странному отупению, боевая злость, готовая вот-вот прорваться бурлящим вулканом, тоже подостыла. И только тихая ненависть все еще продолжала тлеть в его душе. Но и она спряталась так глубоко, что после нескольких часов непрерывной гребли Даст начал поглядывать на юношу со вполне объяснимым беспокойством: как он, не перегорел? Не подведет в нужный момент? Не упадет без сил, бессмысленно тараща глаза в небо, если вдруг представится возможность бежать? Не сдастся?
Вэйр, словно услышав, чуть повернул осунувшееся лицо, и южанин тихонько перевел дух: слава Всевышнему, нет. Только безумно устал, едва дышит, глаза провалились куда-то внутрь, но в них все еще горит огонек упрямства. Мальчишка умрет, но не сдастся. Скорее на нож кинется, но не станет терпеть вечно. Он еще жив. Еще борется. Надо будет - зубами глотку перегрызет и на подрезанных жилах подтянется, лишь бы уйти от позорной смерти раба. Он не подведет. Никогда его не подведет.