— В больнице?! А что с ней? Недавно вроде звонил, все было в порядке.
— С рукой что-то, поднять не может. Легла на обследование. Значит, съездишь? Машину дать?
Николай, обернувшись, показал на красного «жигуленка», стоявшего возле их дома.
— Вон, видишь? Ничего?
— Ох ты! Пожарная! Ну главное — колеса! Да,— спохватился отец,— мне надо обратно, собрание вести, а ты, значит, иди домой, поешь. Бабка-то в церкви, всех старух отправил,— сегодня праздник, Вознесение господне,— на богомолье. Между прочим, на колхозном автобусе...
— Значит, ничего бабушка?
— Бабка будь здоров! Все в том же духе. А ты опять один? Почему Аню и Димку не взял? Мать совсем уж измаялась, ждет не дождется...
— Да понимаешь, я на один день, кручусь-верчусь, как шарикоподшипник. Сроки режут — во! Работа имеет большое значение — понимаешь? Вот и жмут на меня. Да я и сам понимаю — надо! Очень надеюсь на твою помощь, отец.
— Поможем, поможем. На собрании не хочешь поприсутствовать? Важное собрание.
— О чем?
— Начинаем внедрять расчетные книжки, переход к подряду. Второй год буксует агропром, не знают, с какого боку за нас браться. Вот и решили поговорить с народом, посоветоваться. Тебе интересно? Хочешь послушать?
Николай с кислой миной почесал в затылке, и отец добродушно толкнул его в плечо.
— Ладно, наука, иди гуляй. К матери съезди.
— Обязательно!
Незаметно от скамейки к ним придвинулась Чиликина и, улучив момент, вклинилась в разговор:
— Иван Емельяныч, с сынком вас, с приездом, значит,— сказала она приторно-слащавым тоном.
Отец поморщился, спросил холодно, резко:
— Чего здесь ошиваетесь? Почему не на ферме?
— Да вот, хвораем... Простыли, что ли...
— «Хвораем», «простыли»! — передразнил отец.— Тьфу!
— Вы бы, это самое... подлечили бы нас, Иван Емельянович? — проканючила женщина.
Мужичок сидел с низко опущенной головой и старательно тер ладонь о ладонь, пальцы у него дрожали. Отец сокрушенно вздохнул, вынул бумажник, достал пятерку и подал женщине.
— Смотри, Чиликина, чтоб в последний раз! В лечебницу отправлю!
— Ага, ага,— отрешенно закивала женщина, лицо ее собралось в морщины, рот приоткрылся, обнажив темные покрошившиеся зубы.— Завяжем, вот истинный бог!
Она отошла к скамейке, мужичок тотчас встал, и они торопливо двинулись к магазину, как-то одинаково горбясь и косолапо ставя ноги.
— Ну и парочка! — вздохнул отец.— Крест мой тяжкий...
Николай взглянул на часы.
— А где они сейчас достанут? По указу-то еще не положено.
— Добудут. Тут у них корпорация... Прямо беда! Ну, ладно. После собрания повезу начальство на строительство птичника да по полям, так что до вечера!