Чиликины ждали, вытянув шеи, от нетерпения у них пересыхало во рту, и они то и дело облизывались, как коты на рыбу. Николай не стал их томить, отдал бутылку — Галина поцеловала Николая в щеку, потом чмокнула в донышко бутылку и, подмигнув Чиликину, оживленно заговорила:
— Андрюха, живем! Я ж тебе говорила, Колька — человек. Слухай меня, не пропадешь. Та-ак,— она наморщила лобик, присобрала жидкие волосенки под косынку пыльного цвета, прикусила губу, задумалась.— Андрюха, скажи, у кого может пастись Пролыга?
Андрей тоже усиленно морщился — соображал.
— Однако у Альбинки,— неуверенно сказал он и, глянув на жену, кивнул: — Ага, у ей. Она с утра баню топила, вчерась в Горячино была, с сумками вернулась. Значит, у ей.
— А не у Томки? — усомнилась Галина.— У Томки родичи в Кузелево уехали, одна, стерва, гужуется. Правда, Петька Клюнин с ней вертелся, но, может, уже отлип. Ты так,— повернулась она к Николаю,— сперва к Альбинке заедь, это, знаешь, по Пролетарской, за магазином, левый дом. А если у ней нет, тогда — к Томке. Это через три дома от Маникиных, на той же стороне. Найдешь?
— Найду. Ладно, спасибо, поехал.
Чиликины не мешкая отправились домой, а Николай поехал на поиски Пролыгина.
Альбинка, дородная бабища размерами под стать Пролыгину, разоралась на всю улицу, когда Николай подозвал ее к калитке и спросил о Пролыгине. Видно, монтер крепко насолил хозяйственной Альбине: ирод, бандит, проходимец, вонючка, сундук и прочие крепкие словечки тяжкими каменьями полетели в голову бедного Пролыгина. Николай, не дожидаясь, пока и ему отвалится за компанию, быстренько развернулся и* покатил в обратную сторону, где жила Томка.
В доме свет не горел, но из раскрытого окна доносились голоса — женский и басовитый Пролыгина.
— Герман! — позвал Николай.— Взгляни, кое-что важное.
В темном окне возникла встрепанная физиономия, голые плечи — Пролыгин. Рядом высунулась полуодетая Томка — белое в сумерках лицо, крашеный черный рот, тонкие ломкие руки.
Пролыгин кивнул и прохрипел:
— Ну чего?
— Опять вырубил?
— «Самовар» твой? Не-ет, не касался.
— А кто?
— Птичник, должно быть.
— Надо включить, работа стоит, хоть стреляйся.
Пролыгин почесал в затылке, промычал что-то, исчез внутри дома, вскоре вышел в майке и брюках.
— Не серчай, Коля, но я тут ни при чем, истинный крест! — побожился Пролыгин.— Хочешь, ключ тебе дам от подстанции, включи свою линию, но аккуратно. Есть?
Он протянул Николаю ключ, передавая, чуть задержал руку, спросил, понизив голос:
— Пятерки до зимы не найдется?
Николай порылся в бумажнике, достал пятерку, дал — Пролыгин выпустил ключ. Опять купля-продажа, подумал, усаживаясь в машину.