— Деревня Камышинка, двести двадцать семь километров. Есть подстанция, правда, сельская. И есть старый заброшенный полигон. В годы войны там пристреливали минометы.
— Откуда такие архисекретные сведения?
— Это моя родная деревня...
— Вот как! А подстанция? Хватит мощности?
— Мы прикидывали, должно хватить. Ну, если возникнет дефицит, думаю, на какое-то время можно отсечь все остальное...
— А местные согласятся? Крестьяне.
— У меня отец председатель колхоза, поможет. Я ведь поэтому и выбрал родную деревню.
— Разумно. Тем более, насколько я понимаю, вы уже в цейтноте.
— Есть немножко.
— Аспирант не должен опаздывать с диссертацией, это, знаете ли, все равно что опаздывать на собственную свадьбу. Да? На собственную свадьбу опаздывать не годится. Значит, вы деревенский?
— Был.
— Почему же «был»? Это, молодой человек, навечно, как, скажем, питерский, тамбовский, рязанский, вологодский. Я, к примеру, местечковый. Крохотное было местечко — возле Шклова,— вшивое, грязное. Помню, в сенях нашей хибарки стояла кадушка с селедкой и мы, голопузые, запускали туда ручонки, вылавливали рыбицы и хрустели, как огурцами. А папа любил шутить: «И что за паршивый город Шклов — когда надо разменять десять рублей, так нет этой паршивой десятки». Думаю, папа больше трех рублей зараз не держал в руках за всю свою жизнь. Понимаете, молодой человек, не надо стыдиться места своего рождения. И среды, из которой вышел. Я, например, с гордостью говорю, что родился в местечке. Человек в течение жизни или поднимается, или, наоборот, опускается. Одно дело — родиться в потомственном особняке, в семье, скажем, генерала или министра, и совсем другое — в грязной вонючей хижине. Разные нужны «затраты», я имею в виду душевные, умственные, физические, чтобы выйти «в люди». Так что гордитесь: вы — деревенский!
— Вы говорите — местечковый, а совсем не похожи.
— Не похож — на кого?
— Ну, на местечкового, в том смысле, в каком обычно понимают.
— А на кого похож?
— На нормального академика.
— А есть ненормальные академики? Смешно...
— Извините, неловко выразился. Просто на нормального человека.
— Спасибо! Значит, из местечкового получился нормальный академик. Забавно... Понимаете, трудность в том, чтобы, поднимаясь из среды, которая тебя родила, оставаться нормальным человеком. И других считать нормальными. Вечная Скилла и Харибда и здесь! Как часто люди, едва-едва выбившись «в люди», начинают с презрением относиться к взрастившей их среде. Возникает мысль об избранности, то есть — ущербности других... Вы, простите, не цыган?