Вернувшись после собрания, в первый момент он был как бы в ослеплении и ничего не заметил — ни собранного чемодана, ни самого Николая, сидевшего как-то странно, на стуле посреди горницы. Пришел, скинул сапоги у порога и завалился, не раздеваясь, на постель. Перед глазами плыли лица, в ушах звучали голоса, он продолжал спорить, доказывать, ругаться, а внутри жгло, как будто хватанул первача, было горько и стыдно. Ходил, уговаривал, а люди послали и его, и весь колхоз ко всем чертям! Эх ты, председатель...
И тут заглянула, раздвинув занавески, Таня, поманила с заговорщическим видом. Он встал, недовольный, измученный, усталый. Вышел в носках в горницу. Николай поднялся ему навстречу. Кругом стояли домочадцы — мать у печки, держась за присогнутое колено и сама согнувшаяся; Таня — у стола, рядом с Николаем; по левую руку от Николая — Олежек, светлый, не к месту радостный...
— Коля решил в институт,— сказала Таня, двумя руками показывая на Николая.— Вот собрали. Ты машину дашь?
«Да они что, с луны свалились?! — резануло его обидой.— После такого собрания, после такого разгрома, такого позора вот так спрашивать про машину, говорить про какой-то институт...» В самый первый момент он даже как-то растерялся:
— В институт? Мы же недавно с тобой, Николай, говорили. Ты же обещал остаться в колхозе. Я ж работу тебе подыскал...
— А я передумал,— пожав плечами, беспечно сказал Николай.— Не серчай, батя, так получилось.
— Что значит «получилось»? — закричал он, чувствуя, как уже начинает познабливать от рвущегося наружу гнева.— Ты чем думаешь, когда говоришь, дурья башка?!
— Я должен учиться,— вызывающе сказал Николай.
— Ты — учиться, а другие — вкалывать?! Умник, так твою растак!
И понесло. Учиться? На физика?! А кто будет поднимать родной колхоз, отстраивать родное гнездо? Кто будет опорой отцу в деревне? Физика! Физики ему захотелось — нет, не физики, а в город смыться, городских б... шерстить — в этом вся и физика!
А Николай, вместо того чтобы смолчать, переждать отцовский накал, уязвил в самое сердце, можно сказать, плюнул в душу: у нас Конституция и свобода личности, и он имеет право выбирать то, к чему душа лежит, а не зарывать себя в навоз, не всем же в дерьме сидеть. И все это твердым голосом, жестко, безжалостно. Тут-то уж сдали всякие тормоза: ах, мы в дерьме, а ты физики захотел, подонок! И врезал — по морде. А он, подлец, сдачу — не помедлил, не подумал, что на отца руку поднимает, кретин! Наверное, была бы драка, не обхвати его с двух сторон — Таня и Олег обхватили, смяли, затолкали в спальню, а там опомнился, рухнул на кровать, вцепился зубами в подушку, чтобы не взвыть на весь белый свет.