Но если, глядя в свое нутро, спросить себя: «А кто виноват, что так получилось у тебя с детьми?» — то должен признаться — он сам, отец, в первую голову, а уж потом — мать, бабка и вся деревня. Так, самоходом, ничего не делается, и дети не воспитываются сами собой, надо было вовремя заниматься сыновьями, теперь поздно, у них своя жизнь, в которую им, родителям, доступа нет...
И все-таки в самый последний момент дал он с Колькой слабину. Думал, увидит на остановке, вышвырнет чемодан — на, катись! Но вышло все по-другому: вскорости после вынужденной своей стоянки из-за мотора нагнал Николая — возле болотца, почти у самого райцентра. Еще издали узнал по широкой спине, болтающимся рукам — здоровенный, кряжистый вырос парнюга. Куда денешься, пришлось тормозить, приглашать в машину, везти до остановки; правда, молча, без единого звука, но... внутри-то что творилось! Неведомо, что у Кольки, а у него — кипело и стонало. Вечно ругали бабку — потаковщица, а сам — тоже туда же: купил билет, сунул денег, обнял и слово напутственное выдавил — это уж не по рассудку, сердце вело и говорило, только сердце...
С остановки прямиком в райком. Знал, что Ташкин любит спозаранку посидеть в тихом кабинете, поразмышлять, как тот выражался, «стратегически». Оно и правда так: пока не прибудет из области начальство, он тут и царь и бог... Обычно придирчивый и въедливый до всего, что касалось служебных регламентов и этикетов («Не будем упрощаться, мы — на партийной ответственной работе!»), на этот раз Ташкин лишь крякнул при появлении неурочного посетителя и не стал читать нотаций, а прямо в карьер приступил к сути: вчерашнее собрание — провал, колхоз нельзя распускать, надо быстренько назначить новый срок и провести организованно. Он упористо налегал на это слово: то в одном плане, дескать, провал потому, что не организовали, плохо организовали, то в другом — организовать надо людей, организовать выступления, организовать отпор крикунам, организовать голосование... Видно, чувствовал вину, потому и вертелся, как вошь на гребешке: и хотел бы устроить разнос кандидату в председатели, да не мог, сам завяз...
Повторное собрание вел сам Ташкин — сумел утихомирить бузотеров, твердым голосом объяснил, что так, с бухты-барахты колхозы в совхозы не переводят, во всем нужна плановость и соответствующее решение инстанций, а посему будем выбирать нового председателя и начинать новую жизнь. И выбрали, и начали...
Нет, не сразу понял он систему, в которой жил и трудился вот уже без малого пятьдесят лет. Не сразу понял, не сразу приспособился и сам к ней. Оказывается, все надо пробивать, везде доказывать и рвать из горла — никто сам тебе ничего не даст, сгноит, затопчет, пустит на ветер, только не тебе. Чтобы добиться, будь миленький, пошевели мозгами, оторвись от кресла, покрутись, побегай, поглотничай, покачай права. Не жалей ни себя, ни других. А коли себя не щадишь ради общего дела, то и получаешь право не щадить других. Они же не слепые, видят, как ты — барином-погонщиком сидишь или вкалываешь, надрываешься.