По обе стороны (очерки) (Бальзамо) - страница 40
…Kennst Du das Land…
Пересменка подходила к концу. Длилась она пять лет, и за это время мы узнали массу нового. Горизонты расширялись, и расширение интеллектуального пространства позволяло забыть обо всем остальном. «Остальное» было окружавшей нас действительностью, где радоваться было особенно нечему. Черно-серая гамма московских улиц, облезлые стены домов, кое-где – кумачовые пятна лозунгов: то «пятилетку в четыре года», то «слава ударникам коммунистического труда», то «летайте самолетами Аэрофлота», как будто можно было полететь самолетом какой-нибудь иной авиакомпании. И кстати, куда? В Челябинск? В Йошкар-Олу? В Новокузнецк? И зачем? Любоваться все той же черно-серой гаммой? Теми же облезлыми стенами? Читать те же лозунги?
Среди этого архитектурного убожества расположенное напротив московского цирка, неподалеку от метро Университет, здание гуманитарных факультетов МГУ – внешне неказистый одиннадцатиэтажный параллелепипед – заключало в себе целый мир, ни на что не похожий, занимательный, исполненный красок и звуков. Начиная с того дня, когда мы переступили его порог, и в течение последующих пяти лет мир этот становился все разнообразнее и богаче.
Филологический факультет располагался на 9-м и 10-м этажах; под нами гнездились историки, над нами – философы. Все как один – достойные рыцари марксизма-ленинизма.
Чудеса имели место ежедневно, либо в маленьких аудиториях наверху, либо в огромных поточных на первом этаже. Дополнительно к ним, не обозначенные в официальном расписании лекций и семинаров, протекали «уроки жизни» на «Сачке», просторном застекленном вестибюле, где студенты курили, болтали, обменивались новостями, спорили в перерывах между лекциями, а иногда и вместо оных.
В течение пяти лет открытия и откровения сменяли друг друга: история, литература, лингвистика, языки и многочисленные связанные с ними предметы следовали в строгом порядке, установленном раз и навсегда, неизменном на протяжении десятилетий, как и большинство вещей в стране, триумфальное шествие которой к окончательной победе коммунизма чаще всего принимало форму полного застоя во всех областях. Любое, даже самое незначительное изменение было чревато опасностью: на всякое начинание необходимо было получить санкцию свыше – а кто ее даст? Кто возьмет на себя ответственность? Вдруг произойдет ошибка? Начальство устроит разгром, а кому это надо? Лучше сидеть спокойно, ничего не предпринимать. Так рассуждали все – и в результате никто ничего не делал.
В этом отношении высшее образование мало чем отличалось от промышленности и сельского хозяйства. Учили по утвержденным на века программам, по учебникам, рассчитанным на десятилетия, напечатанным миллионными тиражами, идентичным от издания к изданию. В случае когда происходил какой-нибудь исторический катаклизм – умер Сталин, сместили Хрущева, – соответствующая страница вырезалась (например, портрет Сталина в букваре) и все шло по-старому.