– Я дам вам одежду, я дам вам денег, я дам что угодно, лишь бы от вас избавиться.
– Ваша щедрость пристыжает меня. Правда. Я с вами скверно обошелся, Симон. Я за вашей спиной зубоскалил. Вы не знали, да?
– Много кто зубоскалит на мой счет. Я привык. Ко мне не липнет.
– Вы знаете, что Ана Магдалена о вас говорила? Говорила, что вы строите из себя почтенного гражданина и человека разумного, а на самом деле вы просто заблудшее дитя. Такие ее слова были: дитя, которое не ведает, где живет и чего хочет. Проницательная женщина, а? А ты, говорила она, то есть я, Дмитрий, – уж ты-то знаешь, чего хочешь, хотя бы это про тебя можно сказать. И это правда! Я всегда знал, чего хотел, и за это она меня любила. Женщины любят мужчину, который знает, чего хочет, который не ходит вокруг да около… Последнее, Симон. Может, поесть дадите, чтобы укрепить меня перед грядущим странствием?
– Берите что хотите в буфете. Я пойду прогуляюсь. Мне нужен свежий воздух. Вернусь не скоро.
Он возвращается через час, Дмитрий уже спит у него на кровати. Ночью его, Симона, будит храп. Он встает с дивана, трясет Дмитрия.
– Вы храпите, – говорит он. Дмитрий с тяжким усилием переворачивается на другой бок. Через минуту храп возобновляется.
Следом он уже слышит, как на деревьях зачирикали птицы. Ужасно холодно. Дмитрий беспокойно топчется по комнате.
– Мне пора, – шепчет он. – Вы что-то говорили про деньги и одежду.
Он встает, включает свет, достает рубашку и брюки для Дмитрия. Они одного роста, но Дмитрий шире в плечах, у него мощнее грудь, талия толще: рубашка на нем едва сходится. Он выдает Дмитрию сто реалов из своего кошелька.
– Возьмите мое пальто, – говорит он. – Оно за дверью.
– Я беспредельно благодарен, – говорит Дмитрий. – А теперь мне пора отчаливать навстречу судьбе. Попрощайтесь за меня с вашим юнцом. Если кто придет разнюхивать, скажите, что я сел в поезд до Новиллы. – Умолкает на миг. – Симон, я сказал вам, что ушел из больницы сам. Это не вполне правда. На самом деле это попросту враки. Мне помог ваш мальчик. Как? Я ему позвонил. «Дмитрий вопиет о свободе, – сказал я. – Поможешь?» Через час он уже был там и вывел меня наружу, как и в первый раз. Все шито-крыто. Никто нас не заметил. Жуть берет. Словно я невидимый. Вот и все. Я думал, лучше скажу, чтобы между нами все было чисто.