Даже со своего места он, Симон, видит, как лицо Дмитрия заливает яростью, видит, как пылко хватается Дмитрий за микрофон.
– Приговорите меня! – орет он. – Покончим с этим!
– Нет, Дмитрий. Мы здесь не для того, чтобы подчиняться вашим приказам. Мы здесь для того, чтобы вершить правосудие.
– Вы не можете вершить правосудие! Вы не способны измерить мою вину! Она неизмерима!
– Напротив, именно за этим мы здесь: измерить вашу вину и решить, какой приговор ей подойдет.
– Как шляпа – голове!
– Да, как шляпа – голове. Вершить правосудие не только по отношению к вам, но и по отношению к вашей жертве.
– Женщину, которую вы именуете моей жертвой, не заботят ваши дела. Она мертва. Ее нет. Никто ее не вернет.
– Напротив, Дмитрий, Ана Магдалена есть. Она сегодня с нами, здесь, в этом театре. Она преследует нас, в особенности – вас. Она не уйдет, пока не получит удовлетворения в том, что справедливость восторжествовала. Следовательно, расскажите нам, что случилось четвертого марта.
Отчетливо слышен треск: корпус микрофона в руках у Дмитрия ломается. Слезы текут из его зажмуренных глаз, словно вода, выжатая из камня. Он медленно качает головой. Доносятся сдавленные слова:
– Я не могу! Не буду!
Судья наливает воду в стакан и дает конвоиру знак передать стакан Дмитрию. Тот шумно пьет.
– Можем продолжить, Дмитрий? – спрашивает судья.
– Нет, – говорит Дмитрий, и слезы теперь текут ручьем. – Нет.
– Тогда сделаем перерыв, чтобы вы успокоились. Возобновим заседание сегодня в два пополудни.
Из зала доносится неудовлетворенное бурчание. Судья резко стукает молотком.
– Молчать! – требует он. – Это не развлечение! Одумайтесь! – И уходит со сцены, а следом за ним и присяжные – и конвоир, толкая перед собой Дмитрия.
Он, Симон, вместе с толпой стекает по лестнице. В фойе он с изумлением натыкается на брата Инес Диего – и Давида с ним.
– Ты что здесь делаешь? – требует он ответа у мальчика, не обращая внимания на Диего.
– Я хотел прийти, – говорит мальчик. – Я хотел повидать Дмитрия.
– Уверен, Дмитрию и так унизительно – и без того, чтобы дети из Академии на него пялились. Тебе Инес разрешила прийти?
– Он хочет быть униженным, – говорит мальчик.
– Нет, не хочет. Такое ребенку не понять. Дмитрию не хочется, чтобы с ним обращались как с сумасшедшим. Он хочет, чтобы ему сохранили достоинство.
Их подслушивает незнакомец – худой, похожий на птицу молодой человек с саквояжем. И вмешивается:
– Так, без сомненья же, у человека с головой плохо, – говорит он. – Как иначе можно совершить подобное преступление, если с головой все в порядке? Да еще и требует самого сурового наказания. Нормальный человек станет так делать?