— Касс! — Я окликаю ее. Трикс бьет меня вытянутой здоровенной ходулей, и я отлетаю, как перышко сдутое ветром. Падаю ничком, немного проскользив. Услышав скрип, издаваемый несмазанной дверцей, приподнимаю голову и замечаю Фрэнка. В этот же миг в сознании тупым эхом шмыгает мысль, что вот-вот все закончится, он выстрелит в меня, и я больше никогда не увижу Люка. Мы должны были больше времени провести вместе. Мы должны были до конца прожитой совместно жизни любить друг друга. Но всегда что-то идет не так, верно? Люди теряются, а их влюбленные сердца, перестают биться задолго до того, как к ним нагрянет спасение.
Живот неприятно выкручивает, но я поднимаюсь. Трикс с ноги лупит меня по лицу с еще большей силой. Из носа точно ручьем струит кровь, заливая пол.
Хонор отходит, открывая Фрэнку путь к месту, где я распласталась. Тот останавливается напротив, поднимает пистолет и…
— Нет! — выдаю я, едва слышно. Я смертельно измотана, но странным образом сев на корточки, повторяю: — Нет! Бой не окончен.
С лица Фрэнка пропадает ликующее выражение. Он колеблется в решении, но все же опускает оружие и возвращается к дверке.
Подвожусь. Селестайн ошибается: боль не подчиняет человека и человек не побеждает свои страхи, просто иногда настает момент, когда нужно выбрать сдаться и умереть или перебороть себя и выиграть награду значительно ценнее.
Больше нельзя отвлекаться! Касс я найду позже, а сейчас надо разобраться с Триксом, потому что он мне зверски надоел. Повторяю трюк с прыжком. Похоже, что сопернику больно. Трикс сгибается, держась за перемотанную рану. Ударяю его в живот. Но, кажется, что Хонор ничего не почувствовал. Еще бы, такие мышцы! Снова бухаю в лицо. Во мне закипает гнев, и я ударяю несколько раз подряд. Противник опускается на колени. Возможно, именно злость Аарон Селестайн спутала со свободой и бесстрашием. Но мне плевать, я хочу уничтожить Трикса.
Нет такого противника, которого невозможно победить. Разве, что себя самого, потому что переступить через себя — труднее всего.
Хватаю его за волосы и с колена охаживою в приплюснутый нос, затем — с размаха ногой. Уставший соперник, из которого, похоже, выжимаются последние соки, еще оседает, как втрамбованное зерно. В сидящем положении он наибольше уязвим. Свирепо, как мяч, колошмачу его перекошенную физиономию — Хонор валится, как бревно, а я, склонившись над ним, рассматриваю кровавое месиво, образовавшее там, где должно быть его тупорылое лицо. Меня отталкивает Фрэнк. Секунду-вторую смотрит на Трикса, будто никак не может налюбоваться, — тот совсем не подает признаков жизни — и стреляет. Глаза Трикса застывают в пустоте.