— Это была не моя идея. — Кая бросает на меня замысловатый взгляд. — Мазь тоже не моя.
— Но она у тебя еще есть? — Меня куда больше интересует мазь, чем человек, попросивший Каю обследовать меня перед Осмотром.
— Ага, — качает головой Кая. — Она тебе нужна?
— Немного.
Через плечо Каи замечаю, как небольшими группами удаляются те, кто закончил с завтраком, и так же небольшими группами входят новые, незнакомые мне лица (должно быть здешние рабочие); а к нашему столику приближается Люк. Я волнуюсь: сейчас он выругает меня за то, что я не ушла из столовой.
— Придешь ко мне, когда освободишься. — ни о чем не подозревая, продолжает Кая. — Где я живу, ты знаешь.
— Хорошо, — говорю я.
Люк садится возле Каи и, не проявляя малейшего интереса, рассматривает мой овальный полупустой поднос. Чувствуя себя провинившейся, будто совершила тяжкое непоправимое преступление, прячу трясущиеся руки под стол.
— В чем дело? — осведомляется он, во внезапно повисшей, натянутой тишине.
Кая, положив вилку, и промокнув сальные губы бумажной салфеткой, признается:
— Ни в чем, мы говорили о тебе.
Я заметно тушуюсь, так же быстро, как алеет небо на закате, но не от здорового стеснения, наводняющего меня в этот неловкий момент, а от жгучей стыдобы. Ну, зачем?! Ну, зачем Кая меня выдала? Могла бы и смолчать, пропустив его короткий вопрос мимо ушей, как пустой, неважный звук, или, в конце концов, солгать. Уголки губ Люка, дернувшись, сгибаются в едва заметную улыбку; белые пряди обесцвеченных волос толстыми нитями спадают на лоб.
— И как много ты рассказала? — пресловуто обращается Люк к Кае.
— Только то, что знаю.
Люк испытующе вперивается в меня, будто проверяет, насколько хватит моего небезграничного терпения. Полыхая, я ощетиниваюсь:
— Было не очень интересно, если тебя это утешит. Мне пора.
— Ты куда-то торопишься? — удивляется Кая.
— Тринадцать надо готовиться к тренировке. — напоминает Люк.
Озадаченная Кая вопросительно смотрит на спокойного Люка, потом на меня. Она хмурится (наверно о чем-то думает), и через следующее мгновение заливается почти кликушеским смешком.
— Ну конечно! Харпер… — выдает она в минутной голомне необузданных чувств. — А я-то думаю: почему ты так интересуешься. Нет, я подозревала… А ты тоже хорош! — поворачивается она к Люку. — Все во сне когда-то бормотал: «Харпер, останься!», «Харпер, подожди!», «Харпер, вернись!». Едва не плакал! — хохочет Кая.
— Тринадцать, идти. — сухо произносит Люк. Похоже, ему не нравится, что нас разоблачили.
Оставив поднос на специальной ленте, устремляюсь к выходу, на встречу новому потоку незнакомых людей. В связи с тем, что у меня осталось еще немного свободного времени, комнату отдыха, изо всех сил пытаясь выбросить из головы слова Каи, из которых неожиданной, ошеломляющей новостью выяснялось, что Люк думал обо мне, и, судя по его бурной реакции, он, возможно, все еще любит меня. Но мне стыдно перед ним, будто я о нем гнусно сплетничала.