В выходные дни мы, я и Лиам, на свой удручающий страх и повышенный риск выходим за Дугу, и продвигаемся как можно дальше. Пока что мы ничего не находили, кроме как скомканного крошечного листа бумаги (в Богеме давно не пользуются бумагой). Это важное событие произошло два года тому, зажег в нас бессмертную искру надежды, что за Дугой есть выжившие.
Я поглаживаю Лиама по волосам, потом кладу руку на его плечо.
— В такие моменты я вспоминаю, что ты девушка. — выдает он.
Мы непринужденно смеемся. Словно старые друзья над тонкой, лишь нам понятной шуткой. Ненадолго наши взгляды встречаются, и Лиам заметно смущается. Безусловно, он мне нравится и он хороший человек. Но у нас мало общего: он решительнее и сильнее меня, а я благодарна ему за то, что он не сторонится меня. На этом мои чувства к нему заканчиваются.
Лиам умолкает, потупив взгляд в пол.
— Я не могу оставить Лили. — молвит он задумчиво.
Лилиан — его младшая сестра. У него есть еще мать, а отца расстреляли несколько лет тому.
Полные тоски слова Лиама напоминают мне последнее, что наспех сказала Касс: «Мне так жаль вас оставлять». Хоть Касс тогда была спокойной и удивительно сдержанной, а на лице сохраняла подчеркнутую невозмутимость, но мне казалось, что еще немного и она разрыдается. Но Касс снисходительно улыбнулась, как ни в чем не бывало и, зайдя в длиннющий поезд, грациозно помахала рукой на прощание.
— Тебе придется. — говорю я. — Иначе тебя казнят.
— Я не боюсь. — отрезает Лиам. — Все мы когда-то умрем. Какая разница, когда именно?
— Твою мать заставят смотреть на это ужасное зрелище и сестру… — я затихаю, понимая, что наговорила лишнего.
Лиам подходит к краю бетонного перекрытия. Так, как стена давно отвалилась, разлегшись на земле большими и не очень камнями, он смотрит на косое покрытие соседнего дома.
За пестрящимися тучами солнце уже довольно высоко поднялось, и утренний воздух исподволь прогревается.
— Но ты не смотрела на своего отца. — выдает Лиам, обернувшись.
Я злюсь: как он мог заговорить об этом, отлично зная, что это больная для меня тема?
— Это другое. Я не хочу вспоминать…
— Извини, Харпер. Я не хотел…
Мне было тринадцать, когда безжизненного лежащего навзничь отца нашли на главной площади Департамента-9. Это было предупреждение от власти для всех тех, кто собирался восстать. Ходили разноречивые преувеличенные слухи, что в то время, когда бунтовал отец, у многих возникало непосильное желание поддержать его, но этим же многим не хватало обыкновенной смелости.
Но в Богеме научились контролировать не только действия, но и беспутные мысли. Больше никто не задумывается свергнуть власть.