Антон быстро ознакомился с анкетными данными и внимательно стал читать протокол, заполненный Маковкиной. Анжелика Евгеньевна Харочкина сообщала:
«В самом начале апреля, число точно не помню, Геннадий Митрофанович Зоркальцев предложил мне позаниматься математикой у него на даче, которая находится недалеко от Новосибирска. День был теплый, солнечный. Поэтому я охотно согласилась. Поехали мы туда в его автомашине. По пути остановились у винного магазина, где-то недалеко от Красного проспекта, точно не запомнила. Зоркальцев сходил в магазин, купил там бутылку грузинского коньяка и килограмм шоколадных конфет. Для чего это куплено, он мне не говорил. Когда приехали на дачу, Зоркальцев первым делом зажег камин. Мы подождали, пока в даче нагреется, и стали заниматься математикой. Возможно, через час или поменьше я устала, попросила сделать перерыв. Зоркальцев сказал, что на сегодня занятий достаточно, а уж если отдыхать, то с музыкой. Он сходил к машине, принес оттуда японский транзистор, бутылку купленного коньяка и предложил мне выпить с ним за компанию. Я не хотела пить, но Геннадий Митрофанович настойчиво убеждал, что от одной рюмочки ничего страшного не будет. Первую рюмку он заставил меня выпить через силу. Закусили конфетами. Потом сразу налил еще. Я хотела отказаться, но опять не смогла. После мне стало все безразлично. Сколько всего выпили, точно не знаю, но опьянела так, что не могла держаться на ногах и начисто отрубилась, то есть ничего не помню. В начале июня я заболела — стало сильно тошнить. Мама заметила болезнь и повела к врачу, Когда врач определил, что я беременна, пришлось все рассказать родителям. Теперь понимаю, мне ни под каким предлогом не следовало так сильно напиваться, но я ведь не думала, что Зоркальцев спаивает умышленно, чтобы воспользоваться моим беспомощным состоянием. Всего мы с Зоркальцевым ездили к нему на дачу три или четыре раза, точно не запомнила. Больше там не выпивали, и Зоркальцев ко мне не приставал».
Закончив чтение, Бирюков покачал головой:
— По-моему, эта преподобная Анжелика Евгеньевна в неполные восемнадцать лет успела, как говорится, наломать дровишек.
Маковкина утвердительно кивнула:
— Очень развязная девица. Давая такие показания, ни покраснела, ни смутилась. Поговорила я с ней о жизни, без протокола. Оказывается, курит и «слегка» употребляет вино с четырнадцати лет. На языке — сплошные «Чинзано», «Кэмэл», «Супер Райфл», «Бони М» и так далее. Всему импортному знает цену: и вину, и сигаретам, и джинсам, и грампластинкам. Когда же речь заходит об отечественном, кривится в презрительной ухмылке. Совершенно не имеет представления о стоимости хлеба, сахара, молока. Спрашиваю ее: «Неужели ты даже хлеб никогда не покупала?» — «Покупала, а сдачу не пересчитывала». — «Как же думаешь жить дальше?» — «Как получится»… — Маковкина показала взглядом на протокол. — Если бы не беременность, случай на даче Зоркальцева стал бы для Анжелики проходным эпизодом.