Зато в соседнем помещении, где струилась широкая тропа ременной передачи, было тихо и холодно. На высоких деревянных чанах белели плакаты: череп с костями. И у каждого рабочего висела на поясе тупорылая масочка. Егор наклонился над чаном: грязная пена пахла неожиданно — миндалем.
— Осторожней, отравитесь! — предупредил провожатый. — Слышите? Здесь циан.
Он заговорил о каком-то странном яде, растворяющем золото, словно сахар. Но Егор слушал плохо. Возле него по высокому мостику расхаживал полный достоинства курносый мальчишка в белом халате. Время от времени он доставал черпачком воду из чана и нес ее к столику, где за книжкой сидела девица в очках и берете.
— Так вот какие теперь приискатели… — заметил в раздумье Егор.
— Я не приискатель, я лаборант, — отозвался быстро парнишка.
— Все едино. Целковый есть рубль. Как фарт?
— Не знаю… У нас норма.
Егору стало грустно. Куда делся добрый шлих [50] — тусклый, грузный, который прочесывали большими магнитами.
— А где же золото?
— Да вот оно! — ответил техник смеясь.
Он показал на чан, полный бирюзовой воды. Глупая шутка рассердила Егора.
— Вижу, — сказал он сухо. — Веселый вы человек!
— Я серьезно.
— Варил один солдат из топора щи…
Он долго сопел и косился на техника, пока тот не догадался отвести старика в литейный цех, где ноздреватые губки переплавляли в кирпичики.
Здесь в квадратной печи гудело короткое белое пламя, на столах под стеклянными колпаками стояли весы, а пахло в зале не то москательной лавкой, не то аптекой.
От синих очков Егор отказался, опасаясь подвоха. Усталый и оглушенный грохотом барабанов с рудой, он долго смотрел в круглое стеклышко. Пламя было нестерпимо, по щекам текли слезы. Однако Егор стоял твердо, силясь разглядеть в изложницах золотые кирпичики.
— Понятно… Пробу в градусах нагоняете, — сказал он загадочно.
Инженер улыбнулся и вместо ответа подал Егору теплый кирпичик. Слиток был настоящий — зеленовато-желтый и такой тяжелый, что у Егора заныла рука, но все-таки он усмехнулся и горько сказал:
— Похож карась на орла!.. Только перышки разные.
— Не понимаю…
— А нам ясно. Легко, и проба не та.
Инженер засмеялся:
— Вот вы ка-кой… Фома.
— Нет-с… я Егор.
На вопросы он отвечал сдержанно, односложно, подозревая, что самое главное все-таки скрыли. И даже по дороге в поселок вое еще посапывал и бубнил насчет дошлых химиков.
Ночевал Егор на горе, в легком деревянном флигеле с башенкой. Комната была слишком большая для одного. На оранжевых стенах висели чудные картины: петухи, зайцы, морковь, голые дети.
— Это спальня трехлеток, — объяснила девушка в белой наколке. Интернат теперь на Серебряной речке.