Эштон опускается на скамейку, усаживает меня на колени и обхватывает руками, словно хочет спрятать от стужи. И я не противлюсь: мне необходимо его тепло, и не только из-за морозца. Даже если это неправильно.
Именно этого я и боялась.
Больше я не знаю, что правильно, а что нет. Знаю одно: мать Эштона жива, и доктор Штейнер отправил меня сюда, чтобы я узнала правду. Откуда все разузнал доктор Штейнер. Потом разберусь.
Закрываю глаза и вдыхаю, с наслаждением вдыхаю божественный запах Эштона. Быть с ним рядом после нашей с ним ночи еще труднее, чем я себе представляла. У меня такое ощущение, будто бы я стою на краю утеса, а буря эмоций в моей душе вот-вот столкнет меня – боль и смятение, любовь и желание. Снова чувствую это притяжение, желание прижаться к нему, коснуться рукой груди, поцеловать, убедиться в том, что он мой. Однако он не принадлежит мне. Он и себе-то пока не принадлежит.
– Эштон, зачем? Зачем ты солгал, будто она умерла? Зачем… почему все так?
– Я не лгал. Просто промолчал, когда ты решила, что она умерла.
Очередное «почему» просится на язык, но Эштон меня опережает:
– Мне было легче смириться с этим, чем признать, что моя мать меня не помнит. Каждый день я просыпался с надеждой, что она умерла и я стал свободным от своей гребаной жизни. И теперь могу жить с миром.
Закрываю глаза, чтобы спрятать слезы. С миром. Теперь мне понятен тот взгляд, которым смотрел на меня Эштон, когда узнал, что мои родители умерли. Он желал того же себе. Переведя дыхание, говорю:
– Ты должен рассказать мне. Все.
– Сейчас расскажу, Ирландка. Все расскажу. – Эштон чуть откидывает голову, словно собирается с мыслями. Чувствую, как его грудь вздымается рядом с моей, когда он делает вдох. Мне кажется, будто я вижу, как с его плеч сваливается тяжесть: впервые в жизни он может говорить свободно. – У моей матери последняя стадия болезни Альцгеймера. Эта болезнь развилась у нее очень рано – раньше, чем у многих.
В горле у меня внезапно встает ком.
– Она родила меня, когда ей было за сорок. Я был нежданным ребенком. И нежеланным для моего отца. Он не из тех, кто умеет делиться. Не хотел, чтобы мать отвлекалась на меня. – Он замолкает и грустно улыбается. – До знакомства с моим отцом мама жила в Европе и много лет работала моделью. У меня сохранились журналы с ее фотографией на обложке. Как-нибудь тебе покажу. Она была потрясающая. Глаз невозможно отвести.
Поднимаю руку и провожу по его щеке.
– Почему-то меня это не удивляет.
Эштон закрывает глаза и на миг припадает к моей руке, а потом продолжает свой рассказ: