– Что, и поцелуи тоже? Тебе не кажется, что это уже перебор?
– Ладно, целоваться, пожалуй, можно и раньше, – он уткнулся лбом мне в лоб, так, что наши носы едва не соприкоснулись. Потом тихонько рассмеялся. – Знаешь, малышка, у тебя очень весомые доводы. Хорошо, согласен на семнадцать.
– Тебе уже есть семнадцать, значит, ты уже можешь меня целовать! А я, так уж и быть, могу и подождать. А когда семнадцать исполнится мне, тогда я тоже буду тебя целовать. Это же логично! – я была очень довольна своими рассуждениями.
Эдвард расхохотался.
– Ну уж, нет! Подождём твоих семнадцати.
– Тогда я не согласна. Предлагаю шестнадцать. Как тебе? По-моему, в шестнадцать я уже не буду считаться ребёнком?
Эдвард тяжело вздохнул.
– Ты думаешь, для меня это так просто – отказываться от того, чего я страстно желаю? Но нужно соблюдать хоть какие-то правила. Ладно, согласен, шестнадцать лет – вполне достаточный возраст для поцелуев. Договорились. Как только тебе исполнится шестнадцать. Но ни днём раньше! Для меня это дело чести.
Я довольно улыбнулась. Надеюсь, к этому нашему разговору никто особо не прислушивался? Хотя, с другой стороны, если что – у меня куча свидетелей. Эдвард даже не понял, что попал в ловко расставленную мной ловушку. Он-то думает, что у него есть ещё почти год, но не учёл того, что скоро у меня на руках появятся документы, где чёрным по белому будет написан возраст! Спасибо Элис за совет сделать меня годом старше. Она и не подозревает, как меня выручила этим.
И как всегда, в самый неподходящий момент, мой ненасытный желудок дал о себе знать, запев победную утреннюю песню. Вся романтика насмарку. Эдвард отправился готовить мне завтрак, заявив, что отныне – никаких бутербродов, не зря же он полночи изучал поваренную книгу. А я отправилась совершать утренний туалет и переодеваться во что-то более подходящее, чем очередная фланелевая пижамка, на этот раз сиреневая, с Микки-Маусом, очень мягкая и уютная, но лучше бы мне всё же позволили спать в том, в чём я вчера уснула. Ладно, проехали. Нужно просто постараться больше не засыпать вне постели. Хотя, если учесть мою способность выключаться почти моментально, в любом более-менее подходящем месте, то лучше уж не зарекаться.
Когда я спустилась в кухню, уже прилично и привычно одетая – к счастью, часть топиков и без переделки вполне удовлетворяли моим потребностям, поэтому не были конфискованы Элис, – там меня уже встречали вкуснейшим запахом оладьи и омлет с беконом. На столе выстроились в ряд баночки с разными джемами, мёдом и кленовым сиропом – всем этим мне предлагалось мазать оладьи. Эдвард стоял у плиты и перекладывал со сковороды на тарелку очередную порцию. Постанывая от блаженного предвкушения, я устроилась за столом и предалась чревоугодию. Заглотнув примерно половину того, что стояло передо мной, я заморила червяка и могла уже есть не торопясь, любуясь ловкими движениями Эдварда. Решив, что приготовил достаточно даже для такого прожорливого существа, как я, он уселся за стол напротив, с тёплой улыбкой наблюдая, за моей довольной физиономией. Глядя в его, уже начавшие чернеть, глаза, я поинтересовалась, а сам-то он когда собирается перекусить? Оказалось, что завтра Эдвард с братьями и сёстрами отправляется на охоту, дома со мной опять остаются только родители. Нахождение со мной в одном доме сильно притупляло жажду, точнее – сводило её на нет, но питаться им всё же было необходимо для поддержания жизненных сил.