– Направо, мой господин, – нежный голосок госпожи Дакару ударил, подобно отравленному кинжалу.
Может быть, она окажется непроходимой дурой? Ри захотелось разбить лоб о ближайшее дерево. Ну что за глупости постоянно лезут в голову? Он заставил себя оторвать взгляд от любовницы Гергоса и как следует оглядеться. Сад вокруг был прекрасен. Газоны вдоль усыпанных мелким желтым песком дорожек пестрели разноцветными шафранами, нарциссами и тюльпанами. Стоило подуть ветру, и весь сад окутывало изумительным ароматом цветущих апельсиновых деревьев. Между раскрытыми яркими бутонами летали пчелы и бабочки, жужжали басовито мохнатые шмели.
Солнце припекало. Ри провел ладонью по влажному затылку, стирая пот, но расстегнуть камзол так и не решился. Госпожа Дакару вела их все дальше вглубь цветущего великолепия. Зачем? Почему-то спрашивать было неудобно. Ри бросил мрачный взгляд на идущего впереди Гергоса и, пока никто не видит, пнул небольшой камушек. Тот улетел куда-то в заросли гибискуса.
– Прошу! – улыбнулась госпожа Дакару.
Ее рука с тонким, украшенным золотым браслетом запястьем, указала на небольшую беседку. Сверху, проникая сквозь небольшие отверстия в крыше, нависали ветви цветущей оливы. Внутри, вдоль стен, протянулось несколько узких скамеечек, а в самом центре стоял мольберт. Гергос обошел его, чтобы взглянуть на оставленный холст, и его брови приподнялись в немом изумлении. Ри тут же захотелось протолкаться вперед, но места не было: беседка едва вмещала двоих.
– Вам нравится? – взволнованно спросила госпожа Дакару.
Ее лицо дышало такой надеждой, что Ри на мгновение сделалось противно от самого себя. И немного – от Гергоса. Она была прекрасна, как сад, как все поместье, она любила его! А он? Дану еще немного посмотрел на картину, мельком взглянул на Ри, а потом ответил, довольно сухо:
– Это мило.
***
Линая вздрогнула, чуть отстраняясь. Она старалась скрыть разочарование, но у нее не больно-то получалось. За последние три месяца она совершенно разучилась притворяться. Как богатая, циничная вдова превратилась в эту восторженную девчонку? Гергосу казалось, что на этот раз ему ничто не угрожает и что он сам никого не ранит мимолетной интрижкой. Но теперь он жалел, что согласился приехать, что не прекратил все еще несколько недель назад, когда Линае взбрело в голову написать его портрет. Он должен был догадаться.
– Я просто смущен, – сказал он, пойдя на поводу у не самой своей мудрой стороны.
Зачем оправдываться и юлить? Ведь дальше может быть лишь хуже.
– Отчего же? – робко спросила Линая.