глазах безусловно выше, чем его собственный. Первый - это сам Господь Бог. Второй -
память покойного отца, к которому он всегда относился, да и до сих пор относится, с
величайшим благоговением. И чьи заветы чтит как догматы. Этот-то незыблемый
авторитет родителя и побуждал Николая «твердо стоять на страже основ самодержавия»,
8
как «единственной и естественной» базы внутреннего российского миропорядка, ибо это
было главным в духовном завещании Александра Александровича сыну.
Авторитет Всевышнего понимался царем в том смысле, что наиболее важные и
окончательные решения, ему должно принимать исключительно в согласии со своей
совестью, являющейся для него естественным проявлением божественной воли. При этом
любая дополнительная информация для размышлений и «совета с совестью» могла
запросто привести к смене решения на прямо противоположное. И возникающая оттого
чехарда мнений могла продолжаться до того момента, пока воля Императора не будет
утверждена подписью «Николай». Это-то решение и становится окончательным. И,
естественно (!), …верным! Ибо, «что написано пером, того не вырубить топором» и «так
Господу нашему было угодно». А вдобавок, при таком, весьма своеобразном процессе
принятия решений, до кучи, - внутреняя неконфликтность Николая и инстинктивное
желание сделать хорошо ВСЕМ! Или хотя бы попытаться…
Вадиму было от чего взвыть и схватиться за голову. До осознания того, что вся их
высокопатриотичная миссия прогрессоров может запросто лопнуть как мыльный пузырь в
такой, с позволения сказать, занятной «системе координат», оставался буквально шаг. Ибо
давлением, логикой, страшилками и историческими примерами эту броню убежденности
проломить было невозможно. Николай парил в облаках между Богом и грешной русской
землей, с не менее грешным народом, на ней существующим. И в глубине души считал
ВСЕ свои принятые решения одобренными свыше! А если в итоге почему-то что-то у него
«получалось не очень», значит на то и была воля Божья.
Вдобавок, с точки зрения личного «потенциала пугливости», Государь отличался
способностью напрочь игнорировать любую опасность, едва лишь она отодвигалась
непосредственно с порога его кабинета! Ведь «в будущем – все во власти Господа»…
Во время подготовки к выходу на Дальний Восток двух черноморских броненосцев
наступил час, когда Вадик, в который раз столкнувшись с упертостью царя, запаниковал и
почти «опустил руки». Но ощутив это женским чутьем, или поняв своим ясным и цепким
умом, положение спасла сестра Николая. Его дорогая, обожаемая Оленька.
Оставшись после вечерних дебатов «на троих» с братом с глазу на глаз, она выдала