Джура вернулся к Мусе подавленный и угрюмый, пожалуй, впервые он увидел смерть так близко. А Муса, напротив, был счастлив, уже наутро сожжение кишлака стало сенсацией номер один, все средства массовой информации, исключая СМИ соцлагеря, сообщили о варварстве советских оккупантов. «Теперь деньги потекут к нам рекой», – говорил Муса, благодаря Джуру за отлично выполненную работу. Сам Ибрагим-хан приехал поздравить Мусу и его героя. Джура же тяжело пережил свой подвиг и убийство старика, еще долго по ночам к нему приходил старик и шептал: «Ваш путь в никуда».
Вот уже полгода как Сашка перестал писать письма Дине, нет, его мать регулярно отвечала на все письма, но сам Сашка за это время не написал ни строчки. Может, у него появилась другая, но тогда он должен был ей прямо сообщить об этом. Да и тон ответов на письма стал несколько иным, и если вначале они были оптимистично жизнерадостными, теперь они были серыми и будничными, уклончивыми и скупыми на подробности о жизни и службе дорогого ей человека. Дина извелась, гадая о столь переменчивом к ней отношении, и часто, плача по ночам в подушку, думала о том, что же могло произойти. Проклятая война, Сашка попал служить в элитные боевые войска, которые были в южном Ливане, ребята сильные духом, хорошие товарищи и, главное, вместе с Давидом – другом, на которого всегда можно положиться, этот не подведет.
Собственно, и служить в боевые войска Сашка пошел из-за Давида, он как единственный сын мог выбирать, но уговорив мать и получив ее согласие, он вместе с Давидом пошел в эту элитную часть. Они служили уже несколько месяцев, когда на их роту был организован набег палестинских боевиков, Сашка с Давидом тогда находились в карауле и сумели встретить неприятеля огнем и, если бы не та злополучная мина… Взрывной волной Сашку отбросило на стену укрепсооружения, а потом и сама стена повалилась на него, разрушенная взрывом, что-то случилось с позвоночником, и Сашка потерял сознание. Потом ему рассказывали, как Давид под огнем раскапывал его тело, как на себе тащил к медицинскому вертолету, на котором его перевезли в Хайфу.
И вот теперь, после врачебного осмотра, Сашка, худой и бледный, ожидал приговора. Время как будто остановилось, дни сменялись один за другим, шли недели, месяцы, а ответа так и не было. Врачи совещались, требовали еще и еще рентгеновские снимки, что-то помечали в компьютерах, снова осматривая и ощупывая тело Сашки. У нас еще недостаточно симптомов, а те что есть не могут получить должную оценку и должны подтвердиться лишь со временем. Ясно одно: спинной мозг поражен в результате ранения, и болезнь прогрессирует. Специалисты, казалось, не столько боялись поставить диагноз, сколько поставить его без полного основания. Правдой надо лечить, так устроена местная медицина. Самые страшные последствия сообщаются сразу, и потому матери говорили сразу все и открыто: «Мы опасаемся, что ваш сын может стать полным инвалидом. Это значит постепенное затухание, и самое страшное, без большой уверенности, что сохранится рассудок». Мать плакала и умоляла врачей спасти ее единственного сына. Медицина в Израиле сильная, особенно травматология. Страна, которая постоянно воюет, где каждодневно совершаются теракты, не может быть без отличных травматологов и хорошего оборудования, но даже здесь бывают случаи, когда врачи беспомощно разводят руками и опускают глаза. Сегодня, после очередного консилиума врачей, лечащий врач Сашки вышел из кабинета хмурый и озабоченный, однако подошел к Давиду и что-то ему сказал. Давид закивал головой в знак согласия и, подойдя к матери Сашки, сказал: «Нужно написать Дине о том, что произошло с ним. Он сам попросил об этом и хочет ее увидеть, это его последнее желание». Мать зарыдала, а Давид прижал ее к себе и начал успокаивать.