– это два турецких слова, которые я помню до сих пор. Cin значит демон.
– А он говорил, где ее видел?
– Нет, и он уехал обратно в Турцию. Но если это важно, то у меня есть его телефонный номер.
Харри и Виллер подождали, пока мужчина принесет им из служебного помещения бумажку с записанным от руки телефонным номером.
– Но предупреждаю, он едва говорит по-английски.
– Как…
– Язык жестов, мой лепешечно-турецкий и его кебаб-норвежский, который он наверняка тоже забыл. Я бы посоветовал воспользоваться переводчиком.
– Спасибо, – сказал Харри. – И я боюсь, нам придется забрать этот рисунок.
Он огляделся в поисках стула, чтобы дотянуться до рисунка, но увидел, что Виллер уже подставил ему стул.
Харри посмотрел на своего улыбающегося молодого коллегу, а потом залез на стул.
– Что делаем теперь? – спросил Виллер, когда они стояли на улице Стургата и мимо них мчался трамвай.
Харри спрятал рисунок во внутренний карман пиджака и посмотрел на эмблему Синего креста, расположенную над ними на фасаде здания.
– Теперь мы идем в бар.
Он шел по больничному коридору, держа перед собой букет цветов так, чтобы он скрывал часть лица. Никто из встреченных им посетителей и людей в белом не обратил на него внимания. У него был пульс как в спокойном состоянии. Когда ему было тринадцать, он упал со стремянки, когда собирался подсматривать через забор за соседкой. Он ударился головой о цементный пол террасы и потерял сознание. Когда он очнулся, мама лежала, прижимая ухо к его груди, и он ощутил ее запах – запах лавандовых духов. Она сказала, что подумала, будто он умер, потому что не слышала его сердца и не могла нащупать пульс. Трудно было понять, чего в ее голосе было больше – облегчения или разочарования. Во всяком случае, она отвела его к молодому врачу, который после длительных поисков нашел у него пульс и сказал, что он на удивление медленный, а при сотрясении мозга пульс, как правило, учащается. Его все равно положили в больницу, и он неделю пролежал в белой кровати, где ему снились ослепительно-белые сны, похожие на передержанные фотографии, почти как в кино показывают жизнь после смерти. Белые, как ангелы. Ничто в больнице не подготавливает к тому, что впереди тебя ожидает чернота.
Чернота, которая сейчас ожидала ту, что лежала в палате, номер которой ему назвали.
Чернота, которая ожидает полицейского с тем взглядом, когда он узнает, что произошло.
Чернота, которая ожидает всех нас.
Харри рассматривал бутылки на зеркальной полке. Смотрел, как желтое содержимое тепло мерцает в отблесках света. Ракель спит. Она сейчас спит. Сорок пять процентов. Шанс на выживание и процент содержания алкоголя почти одинаковые. Спать. Он мог бы быть там, с ней. Он посмотрел в другую сторону, на губы Мехмета, на губы, формирующие непонятные слова. Харри где-то читал, что турецкая грамматика считается третьей по сложности в мире. Телефон, по которому он разговаривал, принадлежал Харри.