– Мы хотим, чтобы нас ценили, верно?
Трульс сглотнул:
– Конечно.
– Чтобы нас ценили те, кого мы любим. Остальные не так важны, правда?
Трульс почувствовал, что его лицо исказилось гримасой, но сам не понял, что она означает.
Улла склонилась вперед и понизила голос:
– Иногда мы думаем, что нас не ценят, нас втаптывают в грязь, и у нас появляется желание втоптать в грязь обидчика, да?
– Да, – ответил Трульс и кивнул. – Тогда мы хотим втоптать в грязь обидчика.
– Но это желание мгновенно исчезает, когда мы осознаем, что нас все-таки ценят. И знаешь что? Сегодня вечером Микаэль сказал, что любит меня. Он сказал это косвенно, не прямо, но… – Она закусила нижнюю губу. Прекрасную, налитую кровью нижнюю губу, на которую Трульс пялился с шестнадцати лет. – Большего и не нужно, Трульс. Разве это не странно?
– Очень странно, – сказал Трульс, заглядывая в пустую пивную кружку.
И подумал, как сформулировать свои мысли. О том, что иногда, когда кто-то говорит тебе, что любит, это ни хрена не значит. Особенно когда это говорит Микаэль говнюк Бельман.
– Наверное, мне больше не стоит заставлять ждать младшего.
Трульс поднял глаза и увидел, что Улла с озабоченным видом смотрит на часы.
– Конечно, – сказал он.
– Я правда надеюсь, что в следующий раз у нас будет больше времени.
Трульсу удалось удержаться и не спросить ее, когда может случиться следующий раз. Он просто поднялся и постарался не обнимать ее дольше, чем она его. Когда за ней захлопнулась дверь, Трульс тяжело опустился на стул. Он почувствовал прилив ярости. Тяжелой, вязкой, болезненной и хорошей ярости.
– Еще пива? – снова беззвучно появился Ульсен.
– Да. Или нет. Мне надо позвонить. Ваш еще работает? – Он кивнул на кабинку за стеклянной дверью, где, по словам Микаэля, он стоя трахнул Стину Микаэльсен во время выпускного вечера, когда все нажрались в хлам и не видели ничего, что происходит на уровне ниже груди. И конечно, этого не видела Улла, которая стояла в очереди к барной стойке, чтобы купить им пива.
– Да, конечно.
Трульс зашел в кабинку и нашел номер телефона в своем мобильном.
Потом он набрал номер, нажимая на блестящие четырехугольные металлические кнопки телефона-автомата.
Он ждал. На нем была обтягивающая рубашка, призванная подчеркнуть, что по сравнению с тем, каким Улла его помнила, у него увеличилась грудная мускулатура и бицепсы, а талия сузилась. Но Улла почти и не взглянула на него. Трульс втянул в себя воздух и почувствовал, как коснулся плечами обеих стен в кабинке. Здесь было теснее, чем в том чертовом кабинете, куда его сегодня запихнули.