знаем, они бы испугались, Харри. Напрасно испугались. Поэтому мы стараемся не привлекать внимания к этой части.
– Правда?
– Мы говорим, что занимаемся починкой, но прежде всего мы занимаемся утешением.
– Так зачем же вы рассказываете мне все это, Стеффенс, почему вы меня не утешаете?
– Потому что я в принципе уверен, что вы уже знаете: правда – это иллюзия. Как следователь по расследованию убийств, вы тоже продаете не то, что утверждаете. Вы даете людям почувствовать, что справедливость торжествует, что существуют порядок и безопасность. Но полной и объективной правды не существует, как не существует подлинной справедливости.
– Она испытывает боль?
– Нет.
Харри кивнул.
– Здесь можно покурить?
– В кабинете врача в государственной больнице?
– Это успокаивает, если курение настолько опасно, как говорят.
Стеффенс улыбнулся:
– Один медбрат сообщил мне, что уборщики нашли пепел на полу под кроватью в палате триста один. Я бы предпочел, чтобы вы делали это на улице. Кстати, как ваш сын воспринимает происходящее?
Харри пожал плечами:
– Расстроен. Напуган. Зол.
– Я видел, как он пришел. Олег, да? Он остался в триста первой и не захотел прийти сюда?
– Он не захотел идти сюда вместе со мной и не хочет разговаривать со мной. Он считает, что я предаю ее, потому что продолжаю расследование, в то время как она лежит здесь.
Стеффенс кивнул:
– Молодежь во все времена обладала достойной зависти уверенностью в своих моральных суждениях. Но возможно, он в чем-то прав, ведь наращивание усилий полиции не всегда является наиболее эффективным средством борьбы с криминальными элементами.
– Вот как?
– Вы знаете, что снизило уровень преступности в США в девяностые годы?
Харри отрицательно покачал головой, уперся руками в подлокотники и посмотрел на дверь.
– Сделайте перерыв, отдохните от того, что перемалывает ваш мозг, – сказал Стеффенс. – Угадайте.
– Угадайте, угадайте… – проворчал Харри. – Общеизвестный факт, что к этому привела нулевая терпимость мэра Джулиани к преступности и как раз наращивание усилий полиции.
– И это не так. Потому что уровень преступности снизился не только в Нью-Йорке, но и по всей стране. А ответ – более либеральные законы об абортах, принятые в семидесятые годы. – Стеффенс откинулся на кресле и сделал паузу, словно для того, чтобы дать Харри время подумать и сделать собственные выводы, прежде чем выдать заведомо верное обоснование. – Одинокие распущенные женщины занимаются сексом с более или менее случайными мужчинами, которые бросают их на следующее утро или когда узнают о беременности. В результате этих беременностей столетиями, как на конвейере, производилось криминальное потомство. Дети без отцов, без ограничений, без обеспеченных матерей, способных дать им образование или моральные устои и направить по пути Господа. Эти женщины с удовольствием лишили бы своих зародышей жизни, если бы за это им не грозило наказание. И вот в семидесятые годы они получили то, что хотели. Плоды того холокоста, что появился в результате либеральных законов об абортах, в США пожинали спустя пятнадцать-двадцать лет.