– Будет жестоко, если я угадаю? – спросила Лиз.
– Давай угадывай.
Рафферти закончил куплет, и Лиз пришлось кричать, чтобы заглушить заигравший в полную силу саксофон.
– Микаэль Бельман из Манглеруда. Он украл твою улыбку.
– Это действительно довольно жестоко, Лиз.
– Да, но это правда, так ведь?
Улла вновь подняла бокал с вином.
– Да, наверное, правда.
– Он тебе изменяет?
– Лиз!
– Ну, на самом деле это не такая уж тайна…
– Что «не тайна»?
– Что Микаэль любит женщин. Да ладно, Улла, ты же не до такой степени наивна!
Улла вздохнула:
– Может, и нет. Но что делают в таких ситуациях?
– То, что я, – сказала Лиз, вынула бутылку белого вина из ведерка со льдом и налила им обеим. – Плати той же монетой. Твое здоровье!
Улла почувствовала, что ей пора переходить на воду.
– Я пыталась, но у меня не вышло.
– Попробуй еще раз!
– Но что хорошего это принесет?
– Поймешь, когда сделаешь. Ничто не починит развалившуюся сексуальную жизнь в семье так, как плохой секс со случайным человеком.
Улла рассмеялась:
– Дело не в сексуальной жизни, Лиз.
– А в чем тогда?
– В том… что я… ревную.
– Улла Сварт ревнует? Невозможно быть такой красивой и при этом ревнивой.
– Но это так, – протестовала Улла. – И это причиняет дьявольскую боль! Я хочу дать ему сдачи.
– Понятно, что ты должна дать ему сдачи, сестренка! Трахни его по больному месту… я хочу сказать…
Вино брызнуло во все стороны, когда они обе рассмеялись.
– Лиз, ты напилась!
– Я пьяна и счастлива, фру супруга начальника полиции. А ты пьяна и несчастна. Позвони ему!
– Позвонить Микаэлю? Сейчас?
– Да не Микаэлю, дурища! Позвони тому счастливцу, кому сегодня ночью достанется то, что у тебя между ног.
– Что? Нет, Лиз!
– Да, давай! Звони ему сейчас! – Лиз указала пальцем на телефонный закуток. – Позвони ему из кабинки, чтобы он тебя слышал! Да, из кабинки, это очень правильно.
– Правильно? – рассмеялась Улла и посмотрела на часы. Скоро ей надо ехать домой. – Почему это?
– Почему? Господи, Улла! Да потому, что там Микаэль в тот раз трахнул Стину Микаэльсен!
– В чем дело? – спросил Харри.
Комната вокруг него кружилась.
– Ромашковый чай, – сказала Катрина.
– Музыка, – ответил Харри и почувствовал, как выданный ему шерстяной свитер покалывает кожу.
Его собственная одежда сохла в ванной, и, хотя дверь в нее была закрыта, он улавливал сладковатый запах спирта. Значит, органы чувств действуют, а комната все-таки плывет.
– «Beach House». Не слышал раньше?
– Не знаю, – сказал Харри. – В этом-то и проблема. Я начал забывать.
Он ощущал грубое плетение покрывала, которого хватало на всю низкую кровать шириной два метра, единственный предмет мебели в комнате, за исключением письменного стола с одним стулом и старой доброй стереоустановки, на которой стояла одинокая стеариновая свечка. Харри предположил, что и шерстяной свитер, и стереоустановка принадлежат Бьёрну Хольму. Казалось, что музыка перемещается по комнате. С Харри такое уже случалось раньше несколько раз: после того как он достигал границы алкогольного отравления и снова начинал всплывать к поверхности, он мог испытывать хорошее опьянение, словно посещал все те места, в которых побывал по дороге вниз.