— Разве у нас есть выбор? — мне надоело сомневаться, и я решила поставить вопрос ребром.
— Нет, — согласилась женщина, — выбора нет. Ты права во всем. Значит, решено. Но сначала нам нужно дать знать обо всем Агеру. Без него все это не имеет для меня никакого значения. Только помни о том, что у нас почти не осталось времени на подготовку — через несколько дней его могут отправить на войну.
— Если он сдаст экзамены, — напомнила я своей собеседнице.
— Конечно, сдаст, — грустно рассмеялась та. — Это у вас в храме к этому относятся серьезно, а в случае с мальчишками все намного проще.
— Объясните.
— Бальтазару нужны солдаты. Умеешь махать мечом — годен. Знаешь, как пустить стрелу — годен. Сможешь удержаться в седле…
— Да, да, я поняла, — мне пришлось прервать это необязательное перечисление. — Годен. Значит, у нас всего два варианта. Или сделать так, чтобы Агера признали неспособным нести службу, или рассказать обо всем в ближайшее время и надеяться на то, что он поверить нам и предпочтет собственную мать призрачному богатству, которое ему обещает Бальтазар.
— Первый вариант вряд ли сработает, — нахмурилась Ольга.
— Согласна. Ваш сын совершенно здоров, если он вдруг занеможет, его могут заподозрить в попытке дезертировать. Что тогда его ждет?
— Казнь, — мрачно ответила Ольга.
— Значит, мы должны действовать как можно быстрее.
— Об этом я и говорю. И еще… Мне кажется, что этим должна заняться ты.
— Почему я? Нет, то есть, я не против, но разве не логичнее было бы матери поговорить со своим сыном?
— Он не станет меня слушать, — грустно отозвалась охотница. — В мужчинах воспитывают пренебрежительное чувство к материнству. Тебе еще только предстоит узнать об этом. Боюсь, что Агер уже отравлен Бальтазаром и его учениями. Мой сын — полностью сформировавшийся воин, который считает привязанность к матери проявлением слабости, понимаешь?
— Нет, Агер не такой, — меня испугала мысль о том, что я совершенно не знаю своего нового друга. — Такого просто не может быть.
— Я очень надеюсь на то, что ты права.
В комнате повисло тяжелое молчание. Каждая из нас думала о своем. Я — о том, что Агер, как бы я к нему ни относилась, все же являлся для меня, прежде всего, средством для достижения поставленной цели, которой было выживание в этом мире и последующее возвращение домой. Ну, а Ольга, скорее всего, представляла себе первую встречу с сыном. Какой она была в ее мечтах? Понятия не имею. В тот момент меня больше беспокоила моя собственная судьба, и мне совершенно не нравилось, что она зависела от глупых предрассудков, вдолбленных в голову мальчишке, которому нравилось верить в свою зрелость. Несмотря на то, что я сама еще не считала себя взрослой, мне было совершенно ясно, что заставить подростка признать себя ребенком очень сложно. Для этого он должен был попасть в ситуацию, из которой не смог бы найти выхода самостоятельно. Эта мысль показалась мне удачной, и я, развив ее в своей голове, вдруг рассмеялась, чем сильно удивила Ольгу.