— Не стоит этого делать, — из-за моей спины раздался спокойный женский голос, и я, вздрогнув, обернулась — Ольга стояла, прислонившись спиной к стволу толстого дуба, и с улыбкой наблюдала за происходящим.
Услышав это, Агер перестал дергаться и, замерев, постарался разглядеть незнакомку, чтобы определить, представляла ли она опасность. Вероятно, что-то ему в женщине не понравилось, потому что когда он заговорил, в его голосе звучала явная угроза:
— Мое имя Агер, я являюсь воином пантеона Шары. Как посмела ты пленить меня?
— Можешь не пугать меня, мой мальчик, — женщина рассмеялась и подошла ко мне. — Я знаю о тебе даже больше, чем ты сам.
— Ана, беги! — Агер снова забился, пытаясь освободиться. — Беги, я задержу ее!
Несмотря на то, что это выглядело и звучало смешно, у меня не было ни малейшего желания потешаться над своим другом — это было бы подло, и мне стало стыдно за улыбку, которую я не смогла скрыть.
— Прости, Агер… — я не знала, что говорить — да он и сам все понял, потому что его глаза вдруг стали огромными.
— Так ты с ней заодно? — поразился мальчик. — Но почему?
Отодвинув меня в сторону, Ольга выступила вперед и встала так, что Агеру больше не пришлось вертеться, чтобы видеть ее.
— Меня зовут Ольга. Я высочайшая жрица храма Иштар. Но все это в прошлом. Сейчас я отверженная, за мою голову объявлена награда, потому что я ослушалась самого Бальтазара.
— Предательница! — презрительно бросил охотник и плюнул в женщину, но не попал.
— Я понимаю и принимаю твое негодование, — отозвалась Ольга. — Не беспокойся за свою жизнь, ей ничего не грозит…
— Я не боюсь тебя! — возмутился мальчик. — Я…
— Да, знаю, ты воин, — перебила его женщина. — А еще ты мой сын.
Над поляной повисла тишина, и я с нетерпением ждала, что ответит молодой человек, висящий вниз головой. С одной стороны, если бы он воспринял эту информацию адекватно, это пошло бы всем на пользу. С другой, я уже находилась в той ситуации, из которой был единственный выход — бегство. И я собиралась совершить задуманное с ним или без него. Конечно, второй вариант был куда более опасным, однако я не имела никакого морального права настаивать на участии Агера и его матери. Наверное, во мне тогда говорил тот самый юношеский максимализм, о котором так любили вспоминать мои родители во время споров — так или иначе, но я была уверена в том, что и сама справлюсь.
— Ты не можешь быть моей матерью. Я не верю тебе.
Очнувшись от своих мыслей, я уставилась на Агера — он был на удивление спокойным, словно речь шла о какой-нибудь безделице. Приглядевшись к нему, я поняла, что он успел переварить услышанное и теперь с совершенно невозмутимым видом смотрел прямо в глаза женщины.