После такого праздника живота поспать бы, а мы тащимся пешком на четвертый этаж.
Мама у Иринки нормальная такая. Приятная. Обычно как бывает? Даже на порог не пускают – жди на лестничной клетке. А если пустят, то будут рассматривать с ног до головы, всем своим видом выражая пренебрежение. Мол, ты не радуйся, что моя дочь с тобой встречается. Все равно ты ее, разгильдяй, не достоин!
Иринка уже в пальто выходит в коридор. Только обуться остается. Вот если б я в куртке у зеркала полчаса шарф наматывал, употел бы весь. А им хоть бы что! И ради чего стараются? Я не понимаю. Неужели думают, что мы совсем аборигены и только на все эти шмотки, побрякушки ведемся? Или типа если у нее нет лейбла на куртке или цвет маникюра не в тон сумочке, с ней встречаться перестанут? У меня лично на этот счет вообще никаких заморочек.
– Пошли? – По старому сценарию Славик чмокает Иринку в щечку и берет за руку.
– Минутку. Маринку подождем.
Пытаюсь сообразить: не ослышался ли? «Маринку подождем», – эхом гремит в голове.
– Она с нами гулять? – спрашиваю и всматриваюсь в дверные проемы в конце коридора.
– Марин, долго ждать будем? – нетерпеливо зовет ее Иринка и тут же кивает мне в ответ.
А та молчит. Ни звука, ни шороха не слышно. Думаю, как бы снова сдержаться и не выпалить это свое дурацкое «здрассте». Мысленно повторяю, как тантру: «Я спокоен. Я не волнуюсь». Расстегиваю куртку. Жарко как-то в квартире. Надо было сразу кожанку скинуть. Столько ждали.
У Иринки пиликает телефон. Она что-то читает и закатывает глаза, ухмыляется.
– Пошли на выход, – хватает Славика под локоть.
– Не понял, – хмурится тот.
Сказал бы я, что тупит. Но сам что-то тоже не въезжаю.
– Планы изменились. – Иринка кивает головой куда-то в сторону комнат, и я понимаю, что эти ее слова относятся к Марине.
Выхожу в подъезд, и сразу холодом окатывает с головы до ног. Противным таким, колким. Я же куртку не надел! Олух!
Вечер воскресенья – заунывные семейные посиделки. Отец у нас массовик-затейник. То в лото предлагает всем сыграть, то какую-нибудь комедию посмотреть допотопную, а то и вовсе – чтение по ролям. Может, я чего-то не понимаю? Но, по-моему, он слишком мало видит нас среди недели, вот и несет всякую чушь.
Иринка, правда, соглашается на все. Ей в радость и в настольную игру сыграть, и по сотому разу «Кавказскую пленницу» пересмотреть, даже Шекспира вслух зачитать не отказывается.
А я в ванной закрываюсь. Часа на два, пока весь энтузиазм у отца не иссякнет. После лежу в кровати и чувствую, как от меня пеной для ванны пахнет. А сама заусенцы на пальцах кусаю. Привычка.