И тут предательски стала пробираться в сердце ноющая, беспокойная надежда. Стоило ли говорить о её глупости и неуместности, стоило ли предостерегать себя, противиться, когда ему прямо в глаза смотрел его идеал, когда он прекрасно понимал, что в любом случае поддастся ей? Однако всё-таки посопротивлялся, просто из рассудительности посопротивлялся, мол, не может же взрослый человек тешиться бесплодными мечтами, да и что это такое, если любишь неизвестно кого – всё это быстро пронеслось у него в голове дежурно-однообразными фразами и мгновенно затихло, почему никакого внимания не заслужило, равно как и остальное в последнее время. Его естеством завладело нечто мучительно-прекрасное, обречённо-зовущее, и жёсткая и мрачная решимость, готовность на всё вновь напомнили о себе. Их характер, облик, в котором те явились в его душе, говорили, что всё Фёдор, на самом деле, отчётливо понимает, не испытывает никаких иллюзий и надеется только постольку, поскольку ничего другого ему не остаётся. Странно временами получается, когда из одного чувства самосохранения пытаешься обмануть себя, прекрасно зная правду, чтобы только отсрочить, оттянуть последний решительный миг, исход которого давно предрешён. Если бы не это обстоятельство, не это лицо на афише, может, всё бы и обошлось, сошло на нет, и Фёдор сам впоследствии над собой посмеялся, но теперь все усилия превозмочь свою сколь нелепую столь и искреннюю страсть, которые, надо сказать, он пытался предпринять уже несколько раз, потерпели окончательный крах. Почему? Потому что, как странно бы не прозвучало, но у него появился выбор, о котором ранее тот и помыслить не мог, не богатый, конечно, однако изощриться в его осуществлении в нынешнем состоянии Фёдору не представлялось ни малейшего труда. В голове зароились мыслишки, планы, каким образом можно преодолеть расстояние между ним и его идеалом, одним ли рывком или каждодневной настойчивостью, сможет ли он использовать свой шанс, даже полшанса, если тот имеется. И ничего удивительного в этом для него тогда не было, настолько требовательно и неуступчиво оказалось чувство, всё должно разрешиться в одно мгновение, тут же, так, как и зародилось. Смешно сказать, но о том, что дальше, к какому результату это должно привести, он так и не подумал, цель его не озаботила, он не заметил безобидности своих притязаний, хоть и стояло за ними нечто мрачное и бескомпромиссное, поэтому человек, не знакомый с происходящим у него внутри, мог воспринять ситуацию лишь как лёгкий, ни к чему не обязывающий комплимент, следовательно, если бы и случилось нечто, то получился бы только выхлоп, пустой и негромкий, не без благоухания, но ему самому сильно бы навредивший, не значащий ни для кого другого ровным счётом ничего. Хорошо, что шансов не было никаких, он сам себе их навыдумывал, чем гарантированно обезопасил от ненужных эксцессов.